— Ну да ладно… ты верно служил мне долгое время. Поэтому я дам тебе шанс исправиться. Это будет очень непростой шанс… но ты большой ловкач, и у тебя будет возможность вывернуться и из этой ситуации. Я в этом не сомневаюсь.

Беневьер замер. Похоже, на этот раз ему предстояло нечто совершенно необычное. По-видимому, все его мысли тут же отобразились на его лице (вот Темные боги, надо же было так распустить нервы…), потому что герцог насмешливо кивнул:

— Да, на этот раз тебе будет гораздо сложнее справиться с моим поручением, чем прежде. Ибо меня не слишком интересует, останешься ты в живых или погибнешь. То есть для тебя самого было бы лучше остаться в живых и вернуться ко мне, дабы я смог вновь вернуть тебе твой любимый истинный облик, но если ты умрешь… что ж, значит, ты окажешься не столь ловким, как я тебя себе представлял. Но на моих планах это никак не отразится.

Облик?! Так его собираются превратить в кого-то другого?!! Возможно даже в зверя!!! Беневьер перепугано дернулся и… он готов был поклясться всеми Светлыми богами, что его руки и ноги сработали сами собой. Метательный нож с быстротой молнии устремился к черепу герцога Эгмонтера, а тело бывшего вора с отчаянной стремительностью метнулась к укрытым портьерами окнам… вернее, попыталось метнуться. Последнее что он запомнил, был его собственный нож, неподвижно зависший в воздухе в полудюйме от выпустившей его руки и черная сеть заклинания, метнувшегося к нему из толщи стен. А может, это ему только показалось…

Когда Беневьер пришел в себя от дикой боли, пронзившей все его тело, он обнаружил себя на полу. Он лежал обнаженным, на грубых, холодных плитках пола. Бывший вор попытался пошевелиться, раскрыть глаза, но от этого голову пронзила острая боль.

— Уже очнулся? Да ты невероятно живуч, мой раб, — голос герцога был холоден и насмешлив, — пожалуй, у тебя действительно есть шанс выполнить мое поручение и вернуться.

Беневьер замер, пытаясь обмануть боль, а затем разлепил ставшие такими непослушными губы и произнес:

— Госпо… — и тут же испуганно замолчал. Потому что это был не его голос!

— Привыкай, мой Беневьер, — насмешка в голосе герцога зазвучала сильнее, — теперь ты говоришь ЭТИМ голосом. Но не слишком увлекайся. Человека можно узнать, так же как и НЕ УЗНАТЬ, не только по голосу, но и по строению фраз, любимым словечкам, привычным оборотам речи, а для меня важно, чтобы тебя опознали как человека, облик которого я тебе придал, и НЕ ОПОЗНАЛИ, как моего доверенного слугу Беневьера.

Человека — уже легче, Беневьер протянул руку и ощупал низ живота — мужчина, еще лучше. Герцог расхохотался.

— Так вот что тебя беспокоило… не волнуйся, все причиндалы на месте и в рабочем состоянии. А сейчас заткнись и перестань шевелиться. Тебе нужно еще полчаса полежать в полном покое и недвижимым, иначе твоя голова не успеет освоиться с твоими мышцами и ты, поднявшись раньше времени, вполне можешь оказаться калекой. А это не входит в мои планы, ты понял, раб?

— Да, госпо…

— Я сказал, заткнись!

Герцог прошелся по камере (Беневьер слышал, как скрипят его сапоги), остановился и заговорил. Голос его звучал глухо, но, судя по всему, он и не обращался к Беневьеру.

— Значит, милая моя, ты вздумала противиться мне. Я долго ждал, что ты образумишься, я терпел твои отказы, все те глупости, что ты совершала, я был снисходителен к твоим бредням и увлечениям, но вчера…

Беневьеру показалось или герцог действительно скрипнул зубами…

— Что ж, раньше я был к тебе благосклонен, я старался не причинить твоей фигуре на моей доске особенной боли. Но ты не вняла! Так что теперь я буду двигать твою фигуру так, чтобы ты на себе почувствовала, каково это — противиться тому, кто постиг искусство двигать людьми, будто пешками, и сумел создать свою собственную доску для своей игры!

Если бы Беневьер не был столь вышколен и чувствовал себя хоть немного лучше, он бы понимающе присвистнул. Так вот в чем дело! Вот чем вызвано бешенство герцога. Похоже его, так сказать, нареченная невеста оказалась слишком своенравной и не пожелала покорно играть роль, уготованную для нее герцогом. Бедная девочка…

Вновь заскрипели сапоги, и спустя мгновение над головой Беневьера раздался голос герцога:

— Так вот, слушай. Пока ты будешь лежать, я расскажу тебе, что и как ты должен сделать. Итак, запомни, отныне тебя зовут Левкад, ты должен пробраться в Науфгросский монастырь сестер-помощниц и отравить одну из сестер по имени Тамея…

— Ну что, господин барон, теперь все — в путь?

Трой молча кивнул, пожал протянутую руку коменданта и через мгновение был в седле. Арил, идш, Глав и крестьянин в свою очередь тоже были в седлах.

— Ну слава богам, — пробормотал идш, — наконец-то. А то совсем уж закисли, да и деньги бы поберечь…

Трой ничего не ответил. Он все еще находился под впечатлением того, что ему рассказал Игреон Асвартен…

Когда фаербол устремился ему в лицо, Трой напрягся изо всех сил и стиснул зубы, чтобы удержаться и не отпрыгнуть в сторону. Нет, он, конечно, верил учителю, но фаербол прямо в лицо, да еще такой огромный и пышущий жаром, это, знаете ли… Полыхнуло так, что Трой на некоторое время ослеп, кожу на лице нестерпимо жгло, глаза слезились. Когда он, наконец, пришел в себя, Игреон Асвартен стоял прямо перед ним, сложив руки на груди, и смотрел прямо на Троя. Тот некоторое время прислушивался к своим ощущениям, ясно осознавая, что все, что проделал учитель, имело некий смысл, но этот смысл от него ускользнул.

— Ну? — нетерпеливо спросил учитель.

— Что, учитель? — осторожно переспросил Трой.

— Вы поняли, уважаемый барон, в чем заключается ваш дар?

Когда учитель начинал называть Троя «уважаемый барон», это означало, что он сердится. Но на что он сердится на этот раз, пока оставалось для Троя загадкой.

— Нет, учитель.

— Посмотри под ноги.

Трой опустил глаза. В полушаге от носков сапог на полу валялся раскаленный кусок металл.

— Видишь, что случилось с бронзовым шаром?

Трой несколько мгновений смотрел на раскаленный кусок, а затем поднял на учителя ошеломленный взгляд.

Йгреон Асвартен медленно кивнул:

— Да, именно так. Я швырнул в тебя фаербол, чудовищно большой и мощный фаербол, вся мощь которого, благодаря пентаграмме оказалась сосредоточена внутри нее… и что? Что ты почувствовал?

— Ну… было горячо и… ярко. Глаза заболели, — растерянно произнес Трой.

— Ярко, глаза… да ты должен был расплавиться, как этот кусок бронзы, — усмехнулся Игреон Асвартен, — однако ты жив и вот стоишь, жалуешься… Ну теперь-то понял?

— На меня не действуют фаерболы? — осторожно произнес Трой.

— На тебя почти не действует вообще никакая магия. Помнишь, прошлый раз мы провели в лаборатории два часа, и я все время был чем-то занят, а тебя посадил вон в тот угол переписывать формулы активизации готовых заклятий. Так вот, тогда я пытался прощупать тебя заклятиями Воды и Света, но ты даже не почесался, продолжая старательно писать. Так что я думаю, на тебя почти не действует никакая магия, а также ничто иное, созданное магическим способом. Ты понимаешь, сколь силен твой дар и насколько ты защищен?