— Но… разве ему никто об этом не говорит, учитель?

— Часто нет, потому что те, кого он слушает и кому верит, часто и сами утратили способность взнуздывать выгоду благородством, поэтому так же слепы, как и он. А иногда человек просто не верит в то, что ему говорят. Считает, что те, кто так говорит, завидуют его успеху, богатству, власти.

Трой понимающе кивнул. Между тем ректор продолжил:

— Людям свойственно стремиться к благородству, пусть во многом и инстинктивно. Большинству из нас достаточно образцов поведения. Если благородные ведут себя сообразно своему положению, то большинство просто следует их примеру, получая удовлетворение от того, что поступают так, как должно поступать истинному человеку, опять же не всегда осознавая этого. Впрочем, в стремлении к подражанию таиться и опасность. Потому что если те, кого мы считаем достойными для подражания, а это могут быть люди более знатные, более удачливые или просто более известные, вдруг начинают вести себя низко и сие не находит резкого пресечения, многие из простых людей отбрасывают благородство и начинают вести себя не менее низко. А вокруг удивляются — как же так? Эти простые, честные люди, еще не так давно являвшие всем вокруг образец благородства и порядочности, внезапно начинают лгать, воровать, отнимать у более слабых их имущество… а все дело в том, что их благородство было подражательным. Они не сумели воспитать внутри себя необходимую опору для истинного благородства, а тут на передний план вышли совсем иные образцы для подражания… Другие, таких гораздо меньше, способны создать и воспитать в себе истинное благородство. Именно они составляют благородное сословие. Во всяком случае, их большинство.

— А если благородное сословие перестанет… воспроизводить благородство?

Игреон Асвартен улыбнулся, но эта улыбка была грустной.

— Тогда оно исчезнет. Быстро или не очень, мирно или в буре войн и мятежей, но исчезнет. Так же как исчезнут, скажем, кузнецы, если люди научатся обходиться без металла или придумают машины, способные работать с металлом лучше, чем они. Но… это будет очень печально. Потому что тогда каждому из людей придется научиться выращивать в себе благородство самостоятельно. А без образцов это получится не у всех. Нет, благородство не исчезнет, более того, окончательно не исчезнут и образцы. Ведь даже в том, придуманном нами мире без кузнецов, где все работают по металлу сами для себя, обязательно будут люди, у которых это будет получаться лучше, чем у других. Но… когда я представляю это общество — меня охватывает печаль. Возможно даже, оно будет более богатым, ибо люди явно будут получать там большую выгоду. Но большинство людей в нем будет гораздо ближе к животным, чем к Небу. И я не решаюсь даже предположить, чем может это все кончиться. Я просто не в силах представить себе то жирное, обрюзгшее, ленивое и тупое существо, привыкшее жевать и предаваться самым простым и крайне незамысловатым удовольствиям, в которое, в конце концов, превратятся подобные люди. По существу, это будут человекоподобные орки… — ректор передернул плечами от отвращения.

Впрочем, и у самого Троя описанное существо вызвало подобные чувства.

— Поэтому человечеству необходимо благородное сословие. Так как именно оно, подобно цеху кузнецов или ювелиров, сохраняющих тайны работы с металлом и драгоценными камнями, таит в себе тайны воспроизводства благородства. Множит его. Ты спросишь, почему именно оно? Если с младых ногтей тебя готовят к бремени благородного человека, если вдоль лестницы, по которой ты поднимаешься в свою спальню, висят портреты предков, каждый из которых явил миру хотя бы один поступок, являющийся образцом благородства, а многие создали подобный образец всей своей жизнью, если ты знаешь, что твои братья, сестры, дядюшки и тетушки и сам император, будут оценивать не только твою внешнюю красоту, ум, образование, сколь то, насколько ты благороден, то у тебя не слишком много шансов вырасти неблагородным… — тут учитель вздохнул, — впрочем, мы знаем и иные примеры… И если их число будет множиться, то все мы придем к тому печальному концу, который уже обсудили. Но от этого есть лекарство. Я говорю о возможности пополнять благородное сословие людьми иных сословий, сумевшими воспитать в себе благородство. И мы уже давно идем этим путем. Правда, — тут губы ректора тронула усмешка, — среди определенной части благородного сословия существует убеждение, что благородство может передаваться только по крови. Но если принять их точку зрения, то тогда придется объявлять дворянами многочисленных отпрысков служанок, молочниц, кухарок, в свое время с удовольствием принимавших… знаки внимания своих господ. Либо, наоборот, исключить из него добрую половину отпрысков конюхов, поваров, объездчиков или музыкантов, с радостью принятых в супружеских постелях, пока их хозяева травили зверя или пребывали на поле брани.

Трой хмыкнул:

— Как-то не очень вяжется с благородством.

Ректор пожал плечами:

— Возможно, но ты удивишься, если узнаешь, сколь много из тех, кто ратует за чистоту крови, как раз из числа таких. Но большинство благородных вполне осознает, что есть истинное благородство, и поддерживает пополнение наших рядов подобными людьми. Да ты и сам мог ощутить на себе это отношение. Разве тебя кто-то посмел попрекнуть тем, что ты не урожденный барон? Хотя, можешь мне поверить, некоторые из тех, кто тебе улыбался, делали это скрепя сердце… Однако, — Игреон Асвартен повернулся и бросил взгляд на клепсидру, стоящую на каминной полке, — время обеда… знаешь, я намеренно оставил этот разговор напоследок, Трой. Да-да, именно напоследок, ибо вскоре, возможно даже завтра, ты нас покинешь.

— Но…

— Не волнуйся, — улыбнулся Игреон Асвартен, — я сумел отыскать твой дар. И скажу тебе — он чрезвычайно мощен. Настолько, что в одной, пусть и довольно узкой области он едва ли не равен мощи императора. Точно установить невозможно, поскольку никто никогда не измерял мощи императора… Так что ты являешься одним из самых талантливых и могучих магов империи.

Глаза Троя ошеломленно распахнулись.

— Однако, — продолжал между тем ректор, — должен тебя предостеречь. Для того чтобы использовать его наиболее эффективно, ты должен держать его в тайне. Ибо если недруги будут знать о его существовании, они смогут нейтрализовать его или просто избрать другие способы навредить тебе, которым твой дар не сможет воспрепятствовать. Ты понял меня?

— Да, учитель, — кивнул Трой, — только я и сам еще не знаю, в чем он заключается.

— Ну, это легко выяснить. Встань и иди за мной.

Игреон Асвартен поднялся с кресла и двинулся в сторону яркой мозаики, выложенной в углу справа от камина. Трой знал, что там располагался портал в личную мастерскую ректора. Он сам был там всего два раза, когда учитель обследовал его с помощью каких-то приборов и мощных заклинаний, использовать которые в недостаточно незащищенных помещениях было опасно. Легкое помутнение в глазах, и вот они уже стоят посреди большого зала, одну половину которого занимал огромный — три на семь ярдов — стол, другая была расчерчена линиями защитных пентаграмм.