После того как в подписанных Кейтелем «Инструкциях для специальных областей» в дополнение к директиве № 21 (план «Барбаросса») от 13 марта 1941 г. органам Гиммлера были поручены «особые задачи», которые вытекали «из борьбы до последнего между двумя противоположными политическими системами», Верховное командование вермахта и Верховное командование сухопутных войск быстро издали ряд приказов, в которых предписывалось вермахту активно участвовать в осуществлении программы политического террора и убийств в отношении граждан СССР. Сюда относится и пресловутый «приказ о комиссарах»[68].

Задание о разработке инструкций по обращению с «носителями политической власти» при нападении на Советский Союз было дано через ОКВ, вероятно вскоре после совещания Гитлера с верхушкой генералитета 30 марта 1941 г., главнокомандующему сухопутными войсками фон Браухичу. Тогдашний начальник Генерального штаба сухопутных войск Гальдер после войны утверждал, что Кейтель якобы в своем «чрезмерном усердии», быть может, в ответ на «какое-либо случайное замечание диктатора», дал это указание, которое было расценено как «пришпоривание», что и привело к соответствующим реакциям в войсках. Это один из многочисленных вариантов по реабилитации фашистского генералитета и его руководящих центров. В действительности генералитет не нуждался, как об этом свидетельствует дальнейшая история возникновения «приказа о комиссарах», в подобного рода «пришпоривании». Уже 6 мая 1941 г. прибывший к главнокомандующему сухопутными войсками для выполнения особых задач генерал Мюллер, имеющий специальные полномочия, переслал первый оригинал приказа генералу Варлимонту, являвшемуся заместителем Йодля и начальником отдела L (оборона страны) в штабе оперативного руководства вермахта. В приказе говорилось, что все политкомиссары Красной армии, все другие функционеры, а также «прочие личности, имеющие политическую значимость, с которыми встретятся войска», должны быть немедленно расстреляны. Этот приказ, с формальной точки зрения, шел даже дальше последующего содержания «приказа о комиссарах». Изменения были сделаны, вероятно, по инициативе Розенберга, который придерживался абсурдного представления о том, что часть советских специалистов, в особенности в области коммунальной и экономической, может быть использована для оккупационного режима, а также и самим Варлимонтом. Последний лишь напоминал, что нельзя от войск ожидать, что они будут разбираться в различных категориях политических функционеров вне Красной армии, и предлагал передать эту часть программы убийств СД. В соответствии с этим был сформулирован и подписан 6 июня 1941 г. Варлимонтом по поручению Кейтеля окончательный текст инструкций по обращению с политическими комиссарами.

В качестве дополнения через несколько недель после нападения на СССР последовала разработанная с согласия начальника отдела по делам военнопленных в Верховном командовании вермахта генерала Рейнеке инструкция начальника полиции службы безопасности и СД Гейдриха, который выступал за «изъятие», т. е. убийство всех «подозрительных военнопленных».

Наряду с «приказом о комиссарах» и директивами по обращению с советскими военнопленными решающим документом по применению мер террора к гражданам Советского государства было подписанное Кейтелем 13 мая 1941 г. распоряжение «О военной подсудности в районе „Барбаросса“». Оно требовало беспощадного отношения к гражданскому населению и уничтожения не только тех, кто оказывал сопротивление фашистским органам власти, но и их родных и близких. Разрешение немедленно расстреливать и «подозреваемых» служило основанием для неограниченного террора и убийств.

Судебное разбирательство и вынесение приговора по действиям советских граждан были категорически запрещены, т. е. фактически эти люди были отданы на произвол фашистским головорезам. Наконец, в распоряжении с лиц, принадлежащих к вермахту, фактически снималась всякая ответственность за совершенные ими преступления. Дословно в нем говорилось: «Действия против гражданского населения противника, совершенные лицами, принадлежащими к вермахту и его прочим службам, не подлежат обязательному преследованию, даже и в тех случаях, когда они являются одновременно военным преступлением или проступком».

Эти приказы в такой степени противоречили любым, даже самым примитивным мыслям о праве и гуманности, что военное руководство принимало все меры к тому, чтобы они ни в коем случае не попали в руки противника. Таким образом, содержание «приказа о комиссарах» должно было поступать от командующих армиями и ниже доводиться только устно. Что касается «приказа о судопроизводстве», то Верховное командование вермахта отдало в конце июля 1941 г. распоряжение уничтожить его во всех служебных инстанциях вплоть до штабов корпусов, не отменяя при этом его действия[69]. Это свидетельствует о том, что руководящие военные органы ясно отдавали себе отчет относительно преступного содержания данных приказов.

Защитники германского милитаризма в данном случае ссылаются зачастую на так называемое дисциплинарное распоряжение Браухича, которое якобы ограничивало действие «приказа о комиссарах» и «приказа о судопроизводстве». Что касается «приказа о комиссарах», то это утверждение совершенно фальшиво, так как распоряжение Браухича четко выделяло его применение по «отношению к носителям политической власти». Что касается содержания «приказа о судопроизводстве», направленного против советского гражданского населения, то пояснения касались в основном того, что при «незначительных преступлениях» допускались также «приказные меры», такие, как связывание, принудительные работы, голод. Главной причиной, вызвавшей появление распоряжения Браухича, была боязнь, что войска могут при доверенных им акциях по осуществлению убийств и террора уйти из-под контроля и оказаться непригодными для выполнения главной задачи — «борьбы с вооруженными силами противника»[70]. Существенное различие между «приказом о судопроизводстве» и «дисциплинарным распоряжением» можно коротко охарактеризовать следующим образом: если первый требовал произвольных жестоких мер по отношению к советскому гражданскому населению, то последнее подчеркивало, что это должно происходить по приказу военного начальника.

В качестве следствия из этой позиции вытекает, что руководящие органы вермахта активно принимали участие как в подготовке массовых убийств, так и в последующем их проведении, которые осуществлялись во временно занятых советских областях специальными карательными органами Гиммлера — опергруппами СС.

Уже при нападении на Польшу сотрудничество между опергруппами Гиммлера и вермахтом было регламентировано главнокомандующим сухопутными войсками. Военнослужащие вермахта принимали участие в преступлениях против польского населения вместе с командами СД.

При подготовке нападения на СССР проводилось долгосрочное и крупномасштабное планирование этого сотрудничества. Первое урегулирование между Верховным командованием сухопутных войск и Гиммлером содержалось в инструкции о спецобластях в приложении к директиве № 21. Хотя в ней и выделялась личная ответственность рейхсфюрера СС при решении доверенных ему в оперативной области «специальных задач по подготовке политической администрации», одновременно все же определялось, что все детали отношений между Верховным командованием сухопутных войск и службой Гиммлера подлежали непосредственному урегулированию[71]. 26 марта 1941 г. Генеральный штаб сухопутных войск предложил проект приказа для урегулирования сотрудничества между органами полиции службы безопасности, а также СД и сухопутными войсками в оперативной области, который обсуждался между представителями Верховного командования сухопутных войск и имперским главным управлением службы безопасности. В обсуждении проекта принимали участие со стороны Верховного командования сухопутных войск начальник тыла генерал Вагнер, генерал для специальных поручений Е. Мюллер, со стороны главного управления службы безопасности — Гейдрих, а также Олендорф, Альбрехт и Шелленберг[72]. Весьма вероятно, что с самого начала существовало принципиальное соглашение, так как подписанный 28 апреля 1941 г. фон Браухичем основополагающий приказ «Упорядочение применения полиции службы безопасности и СД в рамках сухопутных войск» по содержанию не отличался от проекта, предложенного 26 марта.