глаза закрыты, я буду слушать. Я поворочался на кровати и прикрыл глаза, проложим! Как мог восстановил в памяти момент укола, и стал стараться что-то услышать, несмотря на темноту.

…Звук открывающейся двери. Шаги. Высокий неприятный мужской голос:

– Вряд ли мы найдём кого-то лучше. Документов нет, по одежде бомж, грязный, ведёт себя абсолютно неадекватно. Даже если будут вопросы, то он к нам попал в настолько плохом состоянии и столько людей это видело, что никаких подозрений мы не вызовем.

– Удалось узнать, кто это? – уверенный голос. Мощный и сильный, при этом не громкий. Голос главного.

– Пока нет и вряд ли за сутки мы это узнаем, а времени в обрез. Надо принимать решение. Он сказал, что зовут его Маугли, он живёт в гостинице на стройке, что сегодня он пил с друзьями, но сейчас должен найти её. Одет как бомж.

– Хорошо. Используем его, – принял решение голос, который, казалось, создан, чтобы принимать какие-то неприятные решения. Неприятные для других.

– Отлично! Алгоритмы обновили, оборудование протестировано, сейчас поместим его в капсулу. Надо проверить, как всё работает на человеке с умственными отклонениями. У этого придурка точно с головой что-то не так. Иванов просил при случае как раз с такими поработать.

Почему-то мысль, что меня, по всей видимости, использовали в каком-то эксперименте, не особо меня удивила. Я продолжил прислушиваться, стараясь как можно точнее пережить всё, что происходило.

…Что-то неприятно кольнуло в руку. Укол. Голоса.

– Сюда…

– Вот так…

– Крепите…

С меня сняли одежду, что-то холодное, вроде как металлическое, коснулось головы. Опять укол, ещё укол. Я потерял чувствительность тела. Ощущение полного паралича. А потом началась боль. Если бы я мог кричать, я бы прокричал дыру в потолке, но я не мог. Это страшное чувство, когда ты не можешь контролировать тело, не можешь даже корчиться, при этом если бы мог, то порвал в этих корчах не только стягивающие ремни, но ещё и мышцы со связками. Но никакого напряжения мышц не было. Я был не более напряжённый, чем медуза под солнцем на песке. Это было страшно. Это было очень страшно. И больно. Заболела голова. И потом я вдруг осознал, что я уже вспоминаю момент, когда я проснулся на постели в палате, пристёгнутый ремнями. Немного растерянный, но в принципе в порядке. Никакой боли, никакого паралича. Я ничего не помнил. Ни как там оказался, ни что происходило после того, как я начал пить с парнями на дне рождения.

Я попытался ещё раз вспомнить, момент, когда меня подвергли пытке, но только усилил головную боль, которая, оказывается, уже не на шутку разыгралась за время моих самокопаний. Чёрт. А вот сейчас я себя действительно чувствую, как человек, который не выспался и который вчера бухал. Во всем теле была слабость, голова болела. Довспоминался, блин. Я не был до конца уверен, что я это себе не выдумал. Но всё-таки, если это обычное воображение, то откуда настолько сильная головная боль? Если то, что я вспоминал нереально, то боль очень даже реальна.

Лежать не хотелось. Вроде как, я предупредил, что приду попозже, но не терпелось начать что-то делать руками, выйти на улицу, убрать внимание из своей головы. При этом я понимал, что мне придётся к этим воспоминаниям вернуться. Но не сейчас и не сегодня – это уж точно. Я пошёл в душ. Отражение в зеркале посмотрело на меня красными глазами, по-настоящему красными, не как бывает, когда на руках долго постоишь, или вниз головой повисишь, а… А даже не знаю, с чем сравнить. Казалось, у меня из глаз скоро кровь потечёт, настолько сосуды были полопавшиеся.

Я наклонился над краном, чтобы ополоснуть лицо холодной водой и тут же из обоих ноздрей вытекли две струйки крови. Это что-то новенькое. Кровь из носа у меня не шла никогда вот так сама по себе. Я растерялся. Не придумал ничего лучше, чем свернуть затычки из туалетной бумаги и вставить их в ноздри. Затычки тут же покраснели, но не пропустили кровь. Из носа течь перестало, но поскольку само кровотечение не остановилось, кровь потекла в горло. Жесть.

Вид у меня при этом был тоже так себе. Очень бледное лицо, красные глаза, два красных тампона в каждой ноздре. То же мне, блин, месячные через нос… Что же делать. Вызывать скорую?

Кольнул страх. Люди в белых халатах меня теперь пугали. Не вариант. Я прислушался к себе. Кроме общей слабости, стрёмного внешнего вида и кровотечения всё было в порядке. Головная боль незаметно исчезла. Пошёл обратно на постель и лёг на спину. Носовое кровотечение не останавливалось, кровь шла в горло, приходилось сглатывать. Блин. Полежу ещё. Полежал. Кровь постепенно остановилась. Я полежал ещё минут десять. Вроде, всё. Пошёл в душ. Решил не наклоняться больше над раковиной. Помылся в душе. Вытерся, подошёл к зеркалу. Краснота глаз уже не была такой ужасающей, но всё равно глаза были аномально красные. В остальном чувствовал я себя более-менее сносно.

Ну, можно пойти попробовать поработать.

Я оделся и пошёл к подсобке. Времени было девять с четвертью. Дверь была закрыта, но изнутри раздавались голоса. Я уже было толкнул дверь, как речь зашла обо мне, а в таких случаях я считаю так: раз меня обсуждают за моей спиной, то я за их спиной буду это слушать. Началось с вопроса Лёхи:

– Парни, а у Маугли такое уже бывало?

– Что именно? С ним много чего бывало, – это штукатур.

– Ну, вот так залипает. Раньше с ним такое было? А то мы его спросили, он съехал, говорит, нормально всё.

– Да не, такого не было с ним никогда. Вот как из психушки его вытащили, с тех пор так залипает. А так конкретно таких странностей не было никогда. Я его пять сезонов знаю.

– А что другие были?

– Не странности. Ненормальности. Во-первых, ты видишь, как он работает? Он минимум троих заменяет, а иногда и пятерых. Был случай, когда он только к нам устроился. Наверное, только неделю работал. Мы на выходной ушли всей толпой, а он сказал, что делать ему нечего, мол, придёт поработать, спросил, что ему одному делать. Семёныч сказал, чтобы леса ставил. Пошутил, значит. В одно тело леса ставить – такого никогда не было. Мы на следующий день пришли – леса стоят. Причём без настила. Говорит, настил не успел