Наглый тип, подумал Дьюкейн, и скорее всего отъявленный мошенник. Дьюкейну, хотя он сам до конца того не сознавал, отчасти помешало вполне преуспеть на адвокатском поприще неумение постигнуть какую бы то ни было разновидность злодейства, если он был неспособен совершить ее сам. Воображение его простиралось в мир злодеяний простым продолжением схемы собственных недостатков. И потому его суждение о Макрейте — что тот «отъявленный мошенник» — оставалось бесполезным общим местом. Дьюкейн не мог представить себе, что значит быть Макрейтом. Сама непостижимость мошеннической его сущности придавала ему в глазах Дьюкейна интерес и странным образом вызвала симпатию.

— Допустим. Продали ради денег. Теперь, Макрейт, я хочу, чтобы вы как можно подробнее передали, что именно вы сообщили прессе о мистере Радичи.

Макрейт, не торопясь отвечать, опять повел глазами по кругу.

— Правду сказать, много-то не припомню…

— И вы надеетесь, что я этому поверю? — сказал Дьюкейн. — Не надо. Очень скоро сам материал окажется у нас в руках. И если вы посодействуете мне сейчас, я, возможно, смогу помочь вам впоследствии.

— Так, — отозвался Макрейт, впервые обнаружив признаки легкого беспокойства. — Так, значит… Мне нравился мистер Радичи, сэр, — проговорил он. — Правда, нравился…

Дьюкейн оживился. Теперь Макрейт сделался понятнее ему — такое чувство, быть может, возникает у матадора, когда он дотронется до быка.

— Вы близко знали его? — спросил он осторожно.

Дьюкейну не впервой было вести допрос и не внове сознавать, что он плетет в тиши кабинета невидимую ткань обстановки, располагающей того, кто зазевался, к откровенности. Хоть и немножко совестно, что он мастер по этой части. Это умение «разговорить человека» состояло не в том, что сказать или даже как сказать, — то был талант улавливать, угадывать телепатические сигналы, почти физически исходящие от собеседника.

— Да, — отвечал Макрейт.

Он снова положил руки на стол и разглядывал их. Руки были на удивление чистые. Шустрая мушка переключилась теперь на него, но он от нее не отмахивался. Макрейт и мушка разглядывали друг друга.

— Он обходился со мной по-доброму. Я делал для него кой-чего. Помимо работы.

— Что именно? — мягко спросил Дьюкейн.

— Ну понимаете, ему требовались предметы для его магии. Я бывал у него на дому — в Илинге то есть.

— Иными словами, приносили вещи, нужные для обрядов, связанных с магией?

— Да, сэр. Он чудной был, мистер Радичи. Безобидный, но, как бы сказать, с приветом. Но при всем том — башковитый, заметьте. Про эти дела насчет магии знал все до тонкости — историю там и прочее. Что книжек у него было об этом, толстенных, — вы не поверите! Истинный был знаток, без дураков.

— Какие же предметы вы ему носили?

— Да всяко-разные. Никогда не угадаешь, что нужно будет в следующий раз. Как-то вот перья понадобились, белые перья. Злаки, масло разных сортов. Покупал в «Диетических продуктах». А бывало, и птиц закажет или мелкое зверье — мышей, к примеру.

— Живых?

— Ага. Я в зоомагазин ходил за ними. Там, думается, учуяли что-то под конец.

Дьюкейн передернулся.

— Продолжайте…

— Ну, потом еще кое-чем запасался — травками, скажем, пасленом, и так далее — хотел научить меня разбираться в них, чтобы я, значит, ездил за город собирать их для него, только я не соглашался.

— Отчего же?

— Не люблю я загород, — сказал Макрейт. — Остерегаюсь этого зелья, когда оно прет прямо из земли, — прибавил он. — То ли дело, поймите, — в магазине…

— Да, понимаю. И что, мистер Радичи действительно верил в эти свои обряды?

— Еще бы, само собой! — обиженным тоном сказал Макрейт. — Не для потехи ими занимался. И притом — со знанием дела, то есть у него они срабатывали…

— Срабатывали?

— Верней, не знаю, я при том лично не присутствовал, учтите, но только мистер Радичи был очень необычный мужчина, сэр, — как говорится, наделенный сверхъестественной силой. От него просто веяло чем-то особенным.

— У вас есть прямые свидетельства, что мистер Радичи обладал сверхъестественными способностями — или это просто ощущалось?

— Чтобы свидетельства — это нет, но как бы чувство такое…

— Ну да, могу себе представить. Где вы впервые встретились с мистером Радичи?

— Здесь же, сэр, на работе.

— Ясно. И время от времени делали по его поручению покупки, за что он, надо полагать, платил вам.

— В общем — да, сэр, какую-то малость. Оплачивал мое время.

— Естественно. А приходилось вам сталкиваться с миссис Радичи?

— Не особо, сэр, она больше держалась в сторонке — так, разве, здрасьте — до свиданья.

— Она, на ваш взгляд, не возражала против ваших посещений?

— Нисколько, сэр. Она была в курсе, полностью. Жизнерадостная такая дама, очень приветливая, любезная.

— Они, по-вашему, с мистером Радичи ладили между собой?

— Душа в душу, я сказал бы, сэр. Никогда не видел, чтобы человек так убивался, как он, когда она померла. Магию свою забросил на много месяцев.

— Миссис Радичи не огорчало, что он занимается магией?

— Я, например, вообще не замечал, чтобы ее огорчало что-нибудь, хотя девицы должны были немного портить ей настроение…

— Девицы?

— Да, в смысле, — для магии требовались девицы.

Вот мы и добрались до сути, подумал Дьюкейн. Он слегка поежился; комната беззвучно пульсировала электрическими животными токами.

— Ну да, магические обряды, сколько мне известно, нередко предполагают участие женщины, чаще — невинной девушки. Вы бы не рассказали о них немного?

— Насчет невинности — это я не знаю! — У Макрейта вырвался безумный смешок.

Радичи околдовал его, мелькнуло в голове у Дьюкейна. В смешке Макрейта слышались шальные нотки восхищения.

— Вы хотите сказать, женщины, которых — мм — привлекал мистер Радичи, были… словом, что это были за девицы? Вам приходилось с ними встречаться?

— Приходилось иной раз, ага, — сказал Макрейт. Теперь он говорил, взвешивая каждое слово. Взмахнул рукой, прогоняя назойливую муху, и поднял глаза на Дьюкейна, выразительно двигая бесцветными бровями. — Потаскухи, иначе не назовешь. Не то чтобы я заставал его когда за этим делом…

— Чем же он, по-вашему, занимался с этими девушками?

Дьюкейн поймал себя на том, что улыбается Макрейту ободряюще — пожалуй, даже по-свойски. Предмет разговора сам собою вносил в обстановку элемент чисто мужской задушевности.

— Занимался-то? — переспросил Макрейт, в свою очередь отвечая ему улыбкой. — Я, понимаете, толком не видел этого, хотя раза два потихоньку возвращался и заглядывал в окошко. Интересно было, знаете. Вам бы, сэр, тоже было бы интересно.