хотим, чтобы на земле появилась новая аристократичная и благородная порода людей, которую должен породить коммунизм.

У искусства в настоящее время вульгарный, литературный, фотографический национальный (я бы сказал, провинциальный) характер, оно создаёт трафаретность ощущений.

Наше искусство будет международным, высоким, новым, интерпретативным, аналитическим, синтетически и мощно конструктивным.

Произведения, которыми сейчас наслаждаются лишь господа, предстанут нашим глазам, но в своём поверхностном нигилизме там и останутся; наши же произведения западут в души, приведут их в божественный и сладострастный трепет – отнюдь не вопреки, а благодаря тому, что они не будут иметь по форме ничего общего с тем, что нас окружает.

Они [произведения прошлого] базируются на душе художника (преимущественно убогой, бедной и изгаженной душе, какую только может породить необходимость творить для буржуазного круга). Мы будем полагаться на душу (которая станет чувствовать более пространно, гуманно и абстрактно) и на ум художника – анализатора и строителя гармоничной и новой архитектуры на земле.

Я преимущественно занимаюсь живописью – это удивительное дело есть энергия, целительная и преобразующая нас, утомлённых неистовой и динамичной пульсацией современной жизни. Новая техника основана на движении тел и на игре, которую линии, объёмы, цвета, созданные этим движением, производят в уме художника.

Источник вдохновения коммунистического искусства тоже должен быть новым. На заводах, в полях и в механических орудиях производства черпаем мы (примитивы новой чувствительности) формы, которые творят новую пластическую драму.

Зубцы и сцепления, зубчатые колёса и динамо-машина, великолепная архитектура кранов и железных мостов, дымовые трубы, газогенераторы и вихревые токарные станки заменят древний млечный и грязный пейзаж и романтический сюжет лунного света старой и прогнившей шайки буржуазных писак.

Фернан Леже, великий французский кубист, пишет:

«Я люблю порождённые современной промышленностью формы и пользуюсь ими. Сталь обладает тысячей цветных рефлексов, более точных и тонких, чем так называемые классические сюжеты. Я считаю пулемёт или затвор 75 более подходящими сюжетами для живописи, чем четыре яблока на столе или пейзаж Сен-Клод»[101].

Точная, решительная и аристократичная линия вместо всякой туманности импрессионистов.

Чистая сталь и скульптурные болты с фабрики – источник нашей современной жизни и нашего великого восстания.

Мы любим спокойные маховики и локомотивы со всей нашей безграничной страстью, как их станет любить пролетариат, когда не будет капиталистической собственности и средств эксплуатации, а удивительные машины будут работать для материального благосостояния нового человечества.

Мы разрушаем, разрушаем всё буржуазное со всей нашей необычайной ненавистью.

Из смазки, угля, железа и огня рождается всё то, что есть восстание, и мы очистимся в вое сирен и дыме фабричных труб, занятых красными флагами Советов.

XII

Э. Прамполини, И. Паннаджи, В. Паладини

Механическое искусство. Футуристический манифест

Механическое искусство, названное нами так из-за преклонения перед Машиной, символом, источником и наставницей новой художественной чувствительности, родилось в 1909 году, с «Первым манифестом футуризма», в самом механическом городе Италии – Милане[102]. Этот первый манифест, опубликованный в «Фигаро», переведённый на все языки и разошедшийся тиражом в сотни тысяч экземпляров, содержал идеи, которые перевернули души художников во всем мире, навсегда изменив их:

«Мы объявляем, что великолепие мира обогатилось новой красотой: красотой скорости. Беговой автомобиль с его кузовом, украшенным большими трубами, напоминающими змей с взрывчатым дыханием… ревущий автомобиль, который точно мчится против картечи, – прекраснее, чем Победа Самофракии.

Мы будем воспевать огромные толпы… ночную вибрацию арсеналов… фабрики, мосты… предприимчивые пакетботы, обыскивающие горизонт, широкогрудые локомотивы, скользящий полёт аэропланов…»[103].

Маринетти вскоре развивает свою мысль в манифесте «Убьём лунный свет» и в книге «Футуризм» (Париж, 1911), которая прославляет Умноженного человека и царство Машины[104]. В 1911–1912 появляется сборник свободных стихов «Аэропланы» Паоло Буцци[105]. В 1911–1912 по всему миру проходят футуристические выставки, являющие новую чувствительность проникновения планов, симультанности и пластического динамизма, сформированную пламенным увлечением Машиной[106]. К инициаторам движения Боччони, Балла, Руссоло, Карра, Северини примыкают Деперо, Прамполини, Фуни, Дюдревиль, Сант Элиа, Соффичи, Сирони, Галли, Балдессари, Мараско[107]. В октябре 1911 Маринетти создаёт слово-свободную поэму «Битва Вес+запах», свободную экзальтацию механических сил войны[108]. Затем следуют «Занг Тум Туум», «Адрианополь Осада-Оркестр» и «Технический манифест футуристической литературы» (1912) со следующими заявлениями Маринетти:

«Нас интересует твёрдость стальной пластинки сама по себе, то есть непонятный и нечеловеческий союз её молекул и электронов, которые противятся, например, прониканию ядра. Теплота куска железа или дерева отныне более волнует нас, чем улыбка или слёзы женщины.

Мы желаем дать в литературе жизнь мотора, этого нового инстинктивного зверя, общий инстинкт которого мы узнаем не прежде, чем постигнем инстинкты различных сил, составляющих его.

Нет ничего интереснее для футуристского поэта, чем движение клавиатуры в механическом пианино. Кинематограф показывает нам танец предмета, который делится и снова составляется без вмешательства человека»[109].

В 1912 музыкант-футурист Балилла Прателла сочиняет первую футуристическую оперу «Авиатор Дро», прославление аэроплана и воздушного героизма[110].

В 1913 в своём манифесте «Искусство шумов» Луиджи Руссоло после описания механизма своих электрических шумоинтонаторов пишет:

«Мы находим бесконечно больше удовольствия в идеальном комбинировании шумов трамваев, автомобилей, экипажей и кричащей толпы, чем в слушании, например, «Героической симфонии» или «Пасторали»…

Пройдёмся по большой современной столице, не столько присматриваясь, сколько прислушиваясь, и мы получим разнообразные приятнейшие ощущения, различая журчание воды, воздуха и газа в металлических трубах, ворчание и хрипение моторов, дышащих с неоспоримой животностью, трепетанье клапанов, хождение взад и вперёд поршней, визг механических пил, звучные прыжки трамваев по рельсам …»[111].

В 1914 Боччони запускает в оборот волшебное слово «модернолатрия», развив его значение в своей книге «Футуристическая живопись и скульптура»[112]. В том же году выходит нашумевший сборник Лучано Фолгоре «Пение моторов», вдохновлённый заводом[113].

18 марта 1914 Маринетти определяет новую эстетику футуризма в манифесте «Геометрическое и механическое великолепие и числовое восприятие», за которым последовал манифест «Новая религия-мораль скорости»[114].

29 марта 1914 в римской галерее футуристов Маринетти реализует свой манифест «Динамическая и синоптическая декламация»[115]. При декламации словосвободных поэм необходимо механической жестикуляцией имитировать ритм моторов. Динамико-синоптической декламацией была представлена словосвободная поэма Канджулло «Пьедигротта»[116].

В 1915 художник-футурист Прамполини дополняет и определяет футуристическую пластику в своём манифесте «Абсолютная конструкция мото-шумов». В 1916 художник Северини в газете Mercure de France опубликовал статью «Машинизация и искусство»[117].

В 1917 художник-футурист Деперо создаёт свои «Пластические танцы» с механическими ритмами.

Голландский журнал Mecano недавно удостоверил всё это, подписав фотографию машины словами: «Современная пластика в итальянском духе».

Теперь, после бесчисленных битв,