одной сплетне изжить себя, как ей на смену приходила новая. Что-то, а в бездеятельности его а'вэди обвинить было нельзя, он не давал о себе забывать.

Брат Дракона.

Истинный Наследник Талэ.

Повелитель Крылатых.

Алый Дракон.

В народе ему дали много прозвищ, и даже его ненавистники остерегались называть господина Талэ по личному имени в своих разговоров — никому не хотелось ненароком оскорбить могущественного Дха'авир.

Говорили — он мог мановением руки поднимать пламя до небес и обращать в пепел города.

Говорили — он мог убивать одним лишь своим пронзительным взглядом, жертва умирала от страха, не выдерживая этой силы.

Говорили — он был способен пронзать пространство, читать по зрачкам чужие души и даже заглядывать в прошлое.

Что только не приписывали Арану, всё больше наделяя его образ присущими божествам чертами, всё больше и больше смешивая смелого, дерзкого шесс'ен и Тёмного Высшего.

Быть может, беря это имя, он того и добивался.

Продуманно…

Так или иначе, о господине Талэ Руни слышал ещё до того, как познакомился с ним лично и, признаться, у него тоже сложилось впечатление, что это какой-то невероятно величественный, строгий и, наверное, почти богоподобный шесс'ен, рядом с которым даже ледианские короли чувствовали бы себя жалкими и малозначительными.

Мальчику так и представлялась эта высокая тёмная фигура с пылающей зеленью глаз, от которой чёрным ветром разносилась бы Тьма, которой тот был бы пропитан — с таким личным именем ничего иного и быть не могло.

Но, помимо всего этого, у мальчика возникали неясные ассоциации.

Наравне с темным образом возникал и иной, пусть всего на мгновения, но зато до странного ярко и отчётливо — смуглый и улыбчивый юноша, чьё лицо и плечи были усыпаны веснушками, в котором плескалась жажда свободы и справедливости.

А в другие моменты на том же лице — копоть и засохшая кровь, и слёзы в глазах, отчаяние и горе — в них же.

Те глаза, казалось, беззвучно кричали, но столь невыносимо, что, пожалуй, окажись это правдой, слухи о смертоносности взгляда Брата Дракона оказались бы даже слишком правдивы.

Столкнувшись с Араном в реальной жизни, Руни понял — собственно, именно такое, только более юное, лицо ему и представлялось.

Точность вымышленного образа, его излишнее совпадение с реальностью способны были ввести в ступор, но в тот момент Руни было не до размышлений на такие темы. Позже же ощущение, что какие-то вещи казались слишком знакомыми, стало настолько привычным, что он устал удивляться даже хоть сколько-то обращать на это внимание.

Списал это на нормальные для всех саи-ри явления — кто их знал, эти особенности родственных душ, слишком уж редко они встречались, да и в почете таком были только у шесс'ен, и за пределами А'Ксаана почти нереально было узнать хоть что-то по этой тебе — свои тайны драконий народ, несмотря на все свои внутренние разногласия, берег свирепо и отчаянно.

…А'вэди оказался действительно подобен темному духу, яростному божеству войны в бою, но в мирной жизни он, на удивление, был тих и скромен, сдержан на эмоции, но всегда приветлив.

Полуулыбка не сходила с его губ, хотя и казалась, порою, слишком грустной, потерянной.

Не мрачный и торжественный образ из людских слухов, но молодой мужчина из плоти и крови, Аран казался Руни кем-то настолько родным и близким, что становилось почти страшно — создавалось впечатление, что они были кровными, а не названными братьями, что было в принципе невозможно.

Впрочем, это было и не важно, мальчик довольствовался тем что имел, старательно запоминая всё, что связано было с его а'вэди, стараясь окончательно укоренить в своем сознании этот мирный и дружелюбный портрет брата.

Аран любил чай со степными травами, и некоторые из них было весьма трудно достать на Вольных Островах, однако для своего Повелителя лорды кланов, конечно же, находили их и преподносили в дар.

Сам же чай он всегда пил чуть остывшим.

Эта деталь умиляла Руни — названный Алым Драконом не переносил кипяток и предпочитал разбавлять его холодной водой или ждать… а ещё брат, несмотря на свою очаровательную любовь к сладкому, никогда не клал ни мёда, ни сахара в свои напитки, предпочитая баловать себя ягодными пирогами, но делал он это нечасто.

Одевался он всегда достаточно просто, хотя и мог позволить себе ходить в золоте и драгоценностях, которые, тем не менее, на дух не переносил.

Как и любые регалии.

У него были достаточно длинные волосы, которые он предпочитал заплетать в косы или собирать лентой в хвост, практически по-женски.

В этом, собственно, ему сначала помогала ближайшая сподвижница и правая рука, госпожа Сунн, а после и первая ученица Арана — госпожа Цаиш, Сатин.

Со своими подчиненными же Аран вёл себя достаточно сдержанно и максимально доброжелательно, хотя и это не могло до конца отвести внимание от исходящей от него подавляющей мощи, но он явно искренне старался не давить на окружающих и не доставлять им этим дискомфорт.

Впрочем, это не значило, что Аран не умел пользоваться этим своим свойством — давить на людей своей аурой он наловчился в совершенстве, просто использовал этот приём он в качестве крайней меры, заменяя им грубые слова и повышенный тон.

Действовало безотказно.

Те, кто вызвали неудовольствие господина Талэ, в частности, осмелевшие, или, вернее, в край обнаглевшие лорды кланов, надолго запоминали, почему нельзя перечить его приказам или, что ещё страшнее, нарушать его правила.

А ещё Аран очень внимательно относился к своим адептам, близко принимая к сердцу их неудачи и искренне радуясь за их успехи, за что, собственно, этими самыми адептами был любим.

Брат вообще оказался на удивление привязчив, и в этом, пожалуй, была его главная слабость.

А ещё он умел вдохновлять.

И всё это Руни подметил всего за неделю наблюдений — ходить хвостиком за своим а'вэди было увлекательно, а нахождение рядом со своим спасителем дарило ощущение безопасности, которого не получалось найти рядом со слугами, другими детьми или даже Мией и Магни.

Самое прекрасное, а'вэди был не против постоянного нахождения рядом Руни — на осторожные вопросительные и недоумевающие взгляды окружающих он отвечал своим, красноречиво говорившим, что его всё устраивало.

Спорить никто не решался.

И это было прекрасно.

Руни не нравилось разговаривать с окружающими — за исключением идо Сатин, близнецов и а'вэди, все вокруг были или детьми, а потому слишком беззаботными и слишком активными, или жалели его, сюсюкая, или обращались к нему не то, чтобы с пренебрежением, но давая понять, что равного собеседника