Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Единственный человек из Мастеров.
Всадник Шаи.
Теперь он — легенда и пример для подражания, о чьих подвигах рассказывали юнцы друг другу, смотря на кого они сами желали облачиться в черно-алое и нести миру волю Владыки.
Теперь он должен был спасти их от того кошмара, что их ждал.
Да не погаснет эта вера в справедливость в их глазах…
Пусть будут продолжать верить в то, что они защитники и герои, а не убийцы!
Не цепные псы, рвущие неугодных по приказу.
…Но как же ему сохранить в этих юных сердцах веру в праведность их Владыки, если сам Рик её утратил? Находясь в центре этого безумия, захлебываясь в чужой агонии и видя, как что-то ломалось в его подопечных, он готов был кричать. Всё это было просто невыносимо.
Однако он молчал.
Молчал он и когда они вернулись в лагерь, чтобы позволить драконам и самим себе отдохнуть.
Молчал, смотря, как вдали продолжал подниматься к небу дым, хоть он и знал, что там всё могло лишь тлеть. Воздух тут, в лагере был чист, но фантомное чувство удушения не покидало, горло першило, а глаза продолжали слезиться.
Или то слёзы по собственным принципам, похороненным сегодня вместе с тысячами невинных?
Скорбь по неизвестным ему мирным кочевникам, даже не знавшим о страшном преступлении своих собратьев?
Скорбь по отчаявшимся и обреченным жителям Хэлисса?
Скорбь по себе самому?
По своей вере и надежде на то, что он сумеет что-то изменить…
Даже тогда, тридцать лет назад, когда Его Королевское Величество Магни выступил против нескольких племен Великой Степи, он мстил жестоко, но точечно, определенным семьям и народам.
Шестьдесят же лет назад Степь зачищали от Тварей — кочевники тогда и вовсе укрылись за реками, почти не пострадав.
Теперь же…
Теперь вину одних разделили на всех.
Разве это правильно?!
— Разве это правильно? — повторил Рик вслух, заметив, кто к нему подошёл.
Друг детства, плечом к плечу прошедший с ним этот путь длиною в пятнадцать лет.
Ула Кеи, в отличие от него, корни имел весьма знатные, его мать была их тех самых Ксерай, но вот предки его отца были известны в слишком специфическом смысле. В некотором роде, своей верной службой короне он пытался искупить вину своей прародительницы.
Во многом это накладывало свой отпечаток даже на суждения Улы.
— Мы здесь, потому что это наш долг, а не потому что правы, — устало вздохнул парень, тоже вглядываясь в укрытую пеленой дыма даль.
— А есть разница?
— Есть.
— Но не для нас…
— Наша правда — слово Владыки, Рик. Его Воля.
Сколько пафоса…
Сколько драматизма!
А правда? Где она?!
— Знаю, знаю… Но… Прав ли Владыка? Ула! Почему мы должны слепо следовать за ним, не имея права высказать собственное мнение? Когда мы потеряли это право…? Ведь когда-то он слушал тех, кто следовал за ним, а не единолично принимал решение за всех!
С каждым произнесенным словом голос Рика креп, и тем привлекал внимание до этого праздно шатавшихся юношей, особенно из числа тех, для кого поход против кочевников был в принципе первым.
Вокруг них начала собираться толпа.
Кто-то про себя разделял мнение дае Феана, кто-то осуждал, но — вмешиваться не спешили.
Рик и Ула никого не замечали.
— Ты говоришь опасные вещи, братец, — постарался осадить друга Ула. — Аккуратнее. Ты же знаешь, Его Императорское Величество до последнего закрывает глаза на проступки своего ближнего круга, но стоит ему получить доказательства предательства… — парень замер, словно бы у него перехватило дыхание, словно бы невидимая рука сжала его сердце. — Уничтожит. Своими руками.
Владыка не терпит неповиновения.
Владыка не терпит крамолы и бунта.
Власть Владыки — священна, Его воля — закон, Он — живое божество, воплощение Стража в их бренном мире.
Всё это они знали, и, разбуди их кто посреди ночи, без колебаний и запинок отчеканили бы всё это, но…
Но!
— Я знаю, знаю! — всплеснул Рик руками. — Но…!
Он и сам понимал, что, возможно, говорил лишнее, но плотина прорвалась, и он не мог удержать в себе все те мысли, что зрели в нём годами.
— Там ведь… Сотни, тысячи невинных. Дети, старики, женщины… Разве они виноваты в грехах своих братьев? Разве не мы когда-то пострадали от чужой кровной мести? Разве не поклялись самим себе никогда не совершать подобного? — каждое слово Рика вызывало звуки одобрения у свидетелей этого монолога. — Разве… Разве, можно — так?! Почему мы должны убивать наш собственный народ?! Они просто были напуганы, они просто пришли в отчаянье! Им просто нужна была помощь… Почему мы их убили? Обрекли на участь, страшнее самой жестокой пытки… Таких же людей как и мы…
И не замечал Рик, что был единственным человеком, кроме Улы.
Не замечал, как ропот юных Всадников стал громче, но зазвучал как-то испуганно, почти панически.
— Тише!
— Молчите!
— Не навлекайте беду!
— Что здесь происходит? — подобно грому разрезал галдеж взволнованной молодёжи голос Его Королевского Величества Магни, что вместе со своим наследником их сопровождал и лично контролировал зачистку очагов эпидемии.
Мгновенно повисла тишина.
— Ваше Величество… — осторожно начал Ула, искренне надеясь суметь своей дипломатичностью отвести беду от друга.
— Что. Здесь. Происходит?
Рик прекрасно понимал, что его друг, стало быть, молился сейчас всем Богам, духам, Творцам, демонам, лишь бы у него хватило ума промолчать, сдержать свой пыл, но надеждам идо Кеи было не суждено сбыться.
Слишком поздно.
Слишком…
— Я сказал, что это неправильно — убивать мирных жителей, разжигая ненависть, — дерзко смотря Королю Юга прямо в его зелёные глаза, жестко произнес Рик, чувствуя, как от собственной смелости щемило в груди, хотя то могло быть предчувствие чего-то неотвратимого и страшного. — Я сказал, что неправильно и преступно — убивать свой собственный народ, уничтожать их души, лишая возможности и права на перерождение. Что неправильно нарушать божественные заповеди, прикрываясь мнимым общим благом и приказом Владыки.
Каждое его слово было пропитано ядом и злостью, которую Рик вынашивал в себе все эти годы, которая зрела в нём, пока тот наблюдал за мучениями невинных, не имея возможности и даже права помочь им.
Не в этом клялся он, стоя на коленях перед Владыкой.
Не этому он посвятил свою жизнь.
Лицо же Короля было больше похоже на маску, столь оно было бесстрастным.
И это — один из его кумиров?
Величественный, никто не спорит, но похожий на богов — такой же равнодушный, такой же действующий в интересах очень узкого круга лиц и,
