Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Осторожно пятясь, не рискуя повернуться спиной к лесу, он медленно вернулся на крыльцо. Всё вокруг казалось чужим и враждебным, совсем не таким, как утром. Он затравленно оглянулся. Ветер стал сильнее, шумел лес, ветки деревьев пригибались к земле. Слева почудилось какое-то движение, и он всмотрелся в лес за рвом. Где-то среди деревьев зажглись огоньки. Они приближались, и сначала парень обрадовался, решив, что это ребята, но потом опять послышался то ли рык, то ли стон, и Андрей, обмерев от страха, прыжком влетел в дом и захлопнул дверь. Сердце его колотилось, руки мелко тряслись. Отдышавшись, он вставил засов в петли и отошел подальше от двери.
Было страшно. Не тем, простым, обывательским страхом, который овладевает человеком при виде неадекватного гопника, встреченного в подворотне поздним вечером, или тем, когда смотришь в глаза преподавателю на самом важном в твоей жизни экзамене, и понимаешь, что не можешь ничего ответить. А страхом иррациональным, страхом неведомого, мистического и потустороннего, того, что не воспринимает твой разум и от которого волосы встают дыбом и слабеют коленки.
Андрей обхватил голову руками, взъерошил волосы и прошелся по избушке. За прочной, надежно закрытой дверью, он быстро пришел в себя, страх отступил.
Что произошло сейчас там, во дворе? Действительно ли ему грозила опасность, или всё только почудилась в сумраке, в игре света и тени, а шум падающего дерева он воспринял как рык грозного животного?
Что могло произойти такого, из-за чего не вернулись ребята? Возможно, они встретили спасателей, и сейчас объясняют им все случившееся, помогают вывозить тела. Но как они могли забыть о нем, об Андрее? Ну ладно Степан, он вообще посторонний человек, но Саша? Лучший друг со школьной скамьи…
Андрей сел у стола, рассеянно повертел в руках телефон с черным, пустым экраном. На столешнице, за сложенными стопкой неработающими смартфонами, увидел нож в кожаных ножнах, тот самый, который Павел оставил Юре. Расстегнув тугую пуговку, он извлек оружие, проверил на подушечке большого пальца. Лезвие было острым, Андрей даже ничего не почувствовал, но на пальце мгновенно выступила кровь. По привычке из детства он тут же сунул палец в рот. Нож положил на столешницу. Он сразу почувствовал себя уверенней, всё-таки это серьезное оружие.
Вода в котле закипела. Андрей подошел к очагу, осторожно деревяшкой растащил в сторону горящие поленья.
— Сначала нужно поесть, — решил он.
Из еды в рюкзаке были консервы, упаковки хрустящих галет, какие-то вкусно пахнущие бумажные свёртки. Но он вспомнил, что Степан говорил, что в первую очередь нужно доесть остатки сэндвича, и вынул уже опостылевшие треугольники. Подумав, отложил себе четыре штуки. Нашел чашку с ручкой, аккуратно, чтобы не обжечься, зачерпнул кипяток, высыпал туда растворимый кофе, размешал пластиковой ложкой. Осторожно прихлебывая горячий напиток, он жевал безвкусные бутерброды, бездумно уставившись на огонь. После еды тщательно собрал и сложил мусор в найденный в одном из рюкзаков пакет.
Делать было абсолютно нечего.
Андрей подошел к двери, прислушался. Ничего. Только негромкое потрескивание догорающих поленьев в очаге нарушало тишину. Решившись, он осторожно вынул засов, приоткрыл дверь и высунул голову наружу. Оглядел пустой двор. Небо затягивало сизыми тучами. В сгущавшихся сумерках он разглядел тропинку, начинавшуюся у ступенек крыльца и уходящую в темный лес, к тем резным столбам, где Андрей получил удар током, и по которой они обычно ходят к реке. Осмелев, он вышел на крыльцо, посмотрел на деревянных идолов. Статуи тоже стояли на своих местах, в прежних позах. Он прошел по крыльцу влево, повернул голову и замер.
По левую сторону от дома, по обратную сторону траншеи рваными клубами растекалась чёрная тьма. Она неспешно вытекала из леса, вздымалась у рва, но через неё не переходила, словно упиралась в какую-ту преграду. Граница была невидима для Андрея, но вполне ощутима для тьмы. Она препятствовала продвижению дальше, словно отделив поляну с домом от чёрного леса. Не сумев пересечь ров, тьма неспешно растекалась повдоль и вверх, словно по стеклу, выбрасывая ложноножки, проверяя, прощупывая перед собой дорогу.
Андрей, застыв на месте, наблюдал за продвижением тьмы, не в силах пошевелиться. Краем глаза справа он заметил какое-то движение, сбросил с себя оцепенение и повернулся. На дорожке, ведущей к дому, метрах в десяти от крыльца стояла деревянная фигура безликого идола. Скрестив руки, и выставив одну ногу вперед, он опустил безглазую голову и чуть повернулся боком, словно прислушиваясь.
Открыв рот, Андрей попятился к двери, попытался нащупать дверную ручку.
— Уходи! — крикнул он. За его спиной жарко вспыхнули буквы на дверном полотне, но он их не увидел. — Уходи! Прочь! Я не боюсь тебя!
Он кричал на безмолвного идола, и произносимые им слова вспыхивали огнём на дверном полотне, на ступеньках, перилах террасы. Вспыхнув, буквы мгновенно затухали, оставляя лишь выжженный след. Тьма по ту сторону рва замерла на мгновение, налилась багровым и вдруг со всей силы ударила в препятствие.
Безликий медленно поднял голову.
Андрей наконец нашел ручку, дернул за нее изо всех сил, спиной ввалился в комнату, закрыл дверь и вставил засов.
— Боже мой… — всхлипывая, он забился на лавку, подальше от двери и окон. — господи, помоги, господи…
Андрей никогда не был верующим, но сейчас пытался вспомнить хоть несколько слов из молитв, когда-то услышанных в церкви, куда он заходил из любопытства. На ум приходило только «Спаси и сохрани», и он повторял их раз за разом, находя в этом успокоение. Наконец сердце перестало неистово биться о рёбра, дыхание восстановилось.
Было холодно, в неверном свете костра он нашел чью-то кофту, закутался. Дрова еще горели, но Андрей понимал, что они прогорят быстро. А как только огонь потухнет и наступит темнота, он совсем с ума сойдет от страха. Стараясь не шуметь, словно надеясь, что если его не будут слышать, то о нём забудут и оставят в покое, он на цыпочках подошел к дальней лавке, взял в охапку
