– Вот-вот, – проговорил в ответ Иван Парфенович, – меня это тоже весьма заинтересовало! Я попытался ее расспросить, но мисс Мери-Энн сделала вид, что не поняла вопроса, – развел руками Колганов. – Вы бы учинили барышне допросик с пристрастием! – посоветовал он.

– Обязательно учиним, – пообещал я Ивану Парфеновичу, который по счастливой для себя случайности, стоившей жизни Николаю Николаевичу Титову, оказался избавлен от карточного долга.

– Позвольте полюбопытствовать, – вновь обратился ко мне Колганов. – А вам-то какой во всем этом интерес? Я понимаю, Медведев – по долгу службы! А вы? Что за радость в грязном белье копаться? – он, кажется, полностью обрел прежнее самообладание, словно и не был уличен в краже своих долговых векселей. Или боитесь, что Лаврентий Филиппович и вас в чем-нибудь заподозрить сумеет?

– Вы на мой счет не беспокойтесь, – улыбнулся я. – Расследование для меня вроде как забава, – объяснил я ему, – что-то наподобие детских нехитрых ребусов!

От Колганова я прямиком направился в комнату мисс Браун, которая оказалась заперта. Англичанки в комнате не было, и я справедливо заключил, что она, судя по всему, находится в детской. Поэтому-то я и поспешил туда.

Уже у дверей я услышал звуки рояля. Мелодию я тоже узнал.

Это была Дюссекова соната, которые иногда любила наигрывать Мира в часы досуга на клавикордах розового дерева. Индианка была так очаровательна за инструментом! Это признавал даже Иван Сергеевич Кутузов, бывший частым гостем в нашем особняке.

Настя и Саша сидели присмиревшие на маленькой оттоманке, низком диване с подушками. Гувернантка объяснила им утром, что дедушка отправился к ангелам на небеса. Они этого еще не могли понять, но чувствовали, что свершилось что-то торжественное и значительное.

Заметив меня, девочка встала и присела в очаровательном реверансе.

– Quelle delicicuse enfant! – заметил я.

– In fact, – ответила англичанка. – Действительно, прелестное, – и оторвалась от клавиатуры. Она устремила на меня выразительный взгляд серо-зеленых глаз. Мисс Браун была одета в изумрудно-зеленое платье, к которому был приделан корсаж из черного бархата и широкий кружевной воротник. Из чего я заключил, что князь Николай Николаевич Титов не скупился, когда речь шла об образовании для внуков, или же Мери-Энн получила наследство и работала исключительно в силу своего педагогического призвания. Или… Об этом я пока хотел умолчать! – Вы желали послушать сонату? – спросила она.

– Нет, – я покачал головой, на которой давно не носил офицерского кивера. – Мне хотелось побеседовать с вами, – ответил я.

– И чем это я заслужила такую честь? – усмехнулась англичанка. – Дети! – обратилась она к малюткам. – Ждите меня у елки!

Саша и Настя неожиданно послушались мисс и вышли из комнаты.

– Вы прекрасно научились с ними справляться! – заметил я.

– Как это ни печально, но гибель князя положительно подействовала на них! – сказала она, опустив глаза.

– Что вы делали вчера в спальне Титовых, накануне ужина? – осведомился я.

– Ничего! – вспыхнула англичанка.

В этот самый момент в детской появился Кинрю.

– Юкио! – обрадовался я. – Куда же ты запропостился, мой друг?

– В этом доме можно и заблудиться, – уклончиво ответил японец. – Хожу вот, архитектуру рассматриваю, – добавил он.

– Архитектуру?! – мне стоило огромного труда не рассмеяться вслух. Я прекрасно понимал, какая архитектура влекла его в детскую. Он бросал на гувернантку весьма выразительные взгляды!

– Да, – подтвердил Золотой дракон.

Мисс Браун улыбнулась краешком губ.

– Господин Кинрю – очень любезный молодой человек, – сказала она.

Я стал опасаться, что мой Золотой дракон попадет из огня да в полымя, пытаясь позабыть Варвару Николаевну Кострову, которая добровольно заточила себя в Михайловский замок.

– Вы не ответили на мой вопрос, – снова обратился я к Мери-Энн. – Вас видели, когда вы выходили из комнаты…

– Этого не может быть! – твердо произнесла гувернантка. – Я не могла выходить из этой комнаты! – настаивала она.

– Но…

– Яков Андреевич, – прервал меня Юкио Хацуми, – по-моему, вы становитесь навязчивым, – и я понял, что мисс Браун приобрела в его лице великолепного защитника. Однако я не стал спорить с моим Золотым драконом и хотел было перевести разговор на другую тему, но тут в дверях появилась Грушенька и сообщила всем нам, что обедать подано. Тогда Мери-Энн спохватилась, что дети ее заждались, и устремилась в комнату, где была наряжена елка.

– Кинрю! – возмутился я. – Я тебя просто не узнаю! Ты испортил мне всю обедню! Эта женщина что-то знает, и я должен выяснить – что!

– Ничего она не знает! – замахал руками Кинрю. – И не может ничего знать!

– Но она может быть причастна к ужасному преступлению! – не унимался я, изучая глазами гобелен на стене.

– Да она же кротка, как ангел! – возмутился японец.

– Внешность порой обманчива, – заметил я. – В тихом омуте, говорят, черти водятся!

– Она сама стала жертвой, – нехотя произнес Кинрю.

Я не поверил:

– Чьей жертвой?

– Старого князя, – ответил мой Золотой дракон.

– Николая Николаевича Титова? – я не поверил своим ушам.

– Вот именно! – воскликнул Кинрю, в общем-то, с несвойственной ему горячностью. – Он имел на нее виды, – с трудом выдавил из себя японец. – Мери-Энн сама мне призналась, что ходила к нему, чтобы как-то урезонить его, но Николая Николаевича в спальне не оказалось…

– Ах, вот оно что? – в версию англичанки мне не очень-то верилось.

– Она ни за что не признается вам! – воскликнул Кинрю. – Ведь это затрагивает ее женскую честь!

– Ну да, – проговорил я с сомнением.

Оказалось, что стол в мраморной зале еще не накрыт, и Грушенька почему-то поторопилась пригласить нас к обеду.

Потом, вместе с Кинрю, мы вернулись в гостиную, где я вновь заложил фараона. Однако меня не оставляла идея исследовать комнату англичанки на предмет поисков пресловутой жемчужины.

Не успел я обдумать эту мысль до конца, как в гостиную вихрем ворвался Сашенька в двуполой курточке, которая почти совсем не отличалась от настоящего «взрослого» фрака, длинных панталонах и белых чулках. Словом, франт – франтом!

– Совсем взрослый господин! – усмехнулся Гродецкий, который держал янтарный чубук во рту и курил, выпуская колечками дым. Он вошел только что, вслед за ним.

– Умница, – улыбнулся Кинрю, который прилег на оттоманке.

Станислав его и взглядом не удостоил, считая, судя по всему, что общаться с японцем ниже его аристократического достоинства.