— Дважды, — вставил Соллес, не отрывая взгляда от серо-зеленой воды.

— А теперь мне посчастливилось познакомиться и с месье Гриром.

И он протянул свою длинную белую руку Гриру ладонью вверх, показывая, что зуммера в ней нет. Грир осторожно ответил на рукопожатие.

— Это твой сын, Алиса? Я и не знал, что ты уже была замужем…

Не была, — ответила Алиса.

Грир мудро решил не углубляться в эту тему.

— Так это яхта Герхардта Стебинса! — он потер руки. — Надо полагать, он собирается снять еще одно эпическое натурное полотно. О том, как маленький эскимосский мальчик души не чает в огромном аляскан-маламуте своего отца. Собака спасает мальчика от медведя, но лишается при этом передней лапы. Ветеринар говорит, что собака уже никогда не сможет бегать… но мальчик вырезает ей лапу из моржового бивня. Они завоевывают первое место на собачьих бегах, и эскимосский мальчик становится сенатором.

Левертов поджимает свои обветренные губы.

— Для француза вы очень проворны, Грир. На самом деле действительно очень похоже. Только вместо маленького эскимоса у нас маленькая эскимоска, влюбляющаяся в дух зверя…

— Шула и Морской лев! — хлопает в ладоши Грир. — Изабелла Анютка! Это классика, — и он поворачивается, чтобы просветить окружающих. — Эту историю рассказывали здесь еще за тысячу лет до появления первого белого человека. Однажды наша маленькая половозрелая дикарка отправляется на берег со своим дружком — а дружок-калека вырезает ложки и еще какую-то чушь. И вдруг они видят…

— Эмиль, мы все это читали, — обрывает его Алиса.

— Да, Грир, даже мы, — вставляет кто-то из Вонгов.

Грир сникает, недовольный тем, что его прервали.

— Хотя если начистоту, — признается Левертов, — ваша история о покалеченном маламуте мне понравилась больше. Лапа из моржового бивня — это круто.

— А назовем его Моби-дог! — снова оживляется Грир. — Сейчас я все придумаю, если мне дадут еще отхлебнуть «Дом Периньона» из алисиной бутылки.

Грир берет бутылку, глядя на сходни. На верху настила, огороженного канатами, стоит огромный азиат в стойке «вольно». Из-за его спины доносятся женский визг и плеск воды в бассейне. Грир поднимает брови и поворачивается к алисиному сыну.

— А сам мистер Стебинс сейчас на борту? Чтобы обсудить с ним все. Творческие проекты должны обсуждаться, пока они еще свеженькие, так сказать, с пылу с жару.

Левертов смеется и указывает на корму.

— Сейчас он отдыхает в своей каюте после напряженного путешествия. — Его мурлыкающий голос намекает на всевозможные забавы. — Если бы вы знали нашего уважаемого режиссера, вы бы меня поняли. Поэтому-то я и прилетел заранее.

— А ты какое положение занимаешь при Стебинсе, Ник? — это первые слова, которые произносит Исаак после рукопожатия. — Возлюбленного?

— С полом ты угадал, а вот с ролью, которую я исполняю, нет.

Несколько мгновений они изучающе рассматривают постаревшие лица друг друга. Атмосфера явно накаляется. Купальщицы продолжают визжать и плескаться.

— Ну что ж, пойду привяжу наше корыто, — наконец говорит Исаак. — Приятно было повидаться, Ник.

— Эй, Грир, — произносит Алиса, — отдай-ка мою бутылку и пойди помоги Соллесу.

— Я справлюсь, Алиса, — отвечает Исаак. — Пусть месье Грир насладится этим голливудским Дерьмом, пока оно еще не остыло. — Он еще раз оглядывает ее костюм и направляется обратно к берегу. — Я уже насладился сполна.

Делай что хочешь, — бормочет Алиса и со свирепым видом поворачивается к Гриру, — но бутылку ты мне все равно вернешь. Это первый подарок, который я получила за двадцать лет на День матери. А если хочешь пить, можешь взять пиво. — Затем она повышает голос и кричит вслед Исааку. — К тому же я здесь единственная, кто одет подобающим для шампанского образом.

Все смеются. Алиса предоставляет возможность мужчинам вести беседу и погружается в задумчивость. Какого черта она надела этот дурацкий костюм? Как он сказал? «Портрет Эдварда Хертиса»? Она могла бы догадаться: стоит немножко выпендриться, чуть-чуть приодеться по случаю, и какой-нибудь бывший герой, истосковавшийся по славе, непременно выльет тебе помои на голову.

Мужчины болтают и пьют пиво. Она раздвигает губы в улыбке и затихает. Огромный парус, полощущийся в небе, напоминает ей укоризненный палец отца Прибылова: «Ай-ай-ай, Алиса, вспомни, что я тебе всегда говорил — люди выходят из себя, а в один прекрасный день уже не могут вернуться обратно».

Когда пиво заканчивается, Николай предлагает совершить небольшую экскурсию на склад яхты «так сказать, для предварительного ознакомления». Но Алиса вежливо отказывается.

— Идите, ребята. А у меня еще есть дела.

— Мама, — сын наклоняется и, прежде чем она успевает возразить, театрально целует ее в голову. — Ты слишком много работаешь.

И для того, чтобы скрыть свое замешательство, Алиса не менее театрально начинает удаляться, помахивая бутылкой и позвякивая своим платьем. Как только она пересекает стоянку и оказывается вне видимости стоящих на причале, она опирается на пустой барабан из-под проводов и блюет на бетон. Ее выворачивает с такой силой, что в крепко закрытых глазах начинают мелькать блестящие мушки. Придя в себя, она прополаскивает рот шампанским и выплевывает его на барабан.

— Ебаное дерьмо, — наконец произносит она и допивает последний глоток. В конце концов это ей подарили на День матери.

Не выпуская бутылку из рук, она доходит до центрального перекрестка. Ярость, проснувшаяся на причале, продолжает закипать, но она держит ее под контролем. Она любезно кивает прохожим, постоянно напоминая себе о грозящем пальце «ай-ай-ай, Алиса», и, смиряясь, идет дальше. Даже когда Алиса доходит до распахнутой двери «Горшка» и слышит доносящийся оттуда разнузданный хохот (уж не над ней ли смеются?), она заставляет себя пройти мимо. Она не останавливается даже тогда, когда два полицейских при виде ее наряда разражаются старинной песней «Из страны с водой лазурной…» Она идет дальше, когда один из близнецов Луп, сидящих в пикапе, сплевывает ей под ноги фисташковую шелуху — то есть она прошла бы дальше, если бы на нее не набросилась их чертова лайка, которую они возят с собой на цепи.

Натянув цепь, собака оскаливает клыки в шести дюймах от лица Алисы — девяносто фунтов мерзкого лая! — и тогда Алиса бьет ее бутылкой по голове. Лайка заваливается обратно в пикап, как большая меховая игрушка. Братья Луп выскакивают с обеих сторон машины, брызжа пивом и фисташковой шелухой.

— Алиса, ты сука! Ты сука, Алиса Кармоди! Если ты ранила Дружка… Если ты ранила старину Дружка…

— Ранила? Что там можно ранить? У него в голове пусто. Одни хрящи да жир. Я просто утихомирила сукиного сына.

Собака лежит на боку с открытыми глазами и спокойно дышит. Алиса продолжает держать бутылку занесенной над головой.