– Опять с дружками куролесить? – недовольно пробурчал Валерий Анатольевич. – Не надоело?

– Нет… – Гога расплылся в нахальной ухмылочке. – Это единственное, что придает шизоидной нудьге, именуемой жизнью, хоть какой-то реальный вкус и ощущение бытия.

– Скажи, это ты с дружками подавил людей в Запрудинке? – отец испытующе посмотрел на своего великовозрастного отпрыска.

– Зпру… Затру… Это что за Загрудинка? – паясничая, тот с утрированным недоумение развел руками. – Это где-то в Африке или на Папуа-Новой Гвинее?

– Пре-кра-ти! – наливаясь краской, Рогалин-старший поднялся с кресла. – Я жду ответа.

– Да… хрен его знает, – уже чуть серьезнее ответил Гога, дернув плечом. – Где-то ездили, куда-то машину кидало… Да после пятизвездочного разве что упомнишь?

– А в Липинце? А в Наковальском? Парня-то за что убили? – Валерий Анатольевич чуть покачивался, заложив руки в карманы.

– А нехер было дергаться! – Гога презрительно скривился. – Он Ромахе зуб выбил. А бог как наставлял? Око за око, зуб за зуб…

– Значит, и там ваша работа… Я только одного не пойму: вы для чего устроили всю эту рисовку? Чтобы, если однажды попадетесь, на нашу семью всех собак перевешали? – Рогалин-старший недоуменно развел руками.

– Не попадемся! – вызывающе ухмыльнулся Гога. – А если попадемся… Ничего, выручишь. Ты у нас шишка большая, сдюжишь. И вообще, тебе ли учить меня морали?

– Что ты имеешь в виду? – насторожился Валерий Анатольевич.

– Да, мы – отморозки! – с циничной улыбочкой подбоченился Гога. – Но нам есть у кого поучиться. Как-то, помню, еще в дни далекого отрочества, на рыбалке я с большим интересом слушал повествование некоего очень авторитетного для меня человека. Тот, будучи в подпитии, рассказывал своему корешу о том, как развлекался в студенческие годы. Как они с приятелями выбирали из абитуриенток и первокурсниц невинных девочек, заманивали к себе в комнату, а там заклеивали рот скотчем, после чего их, так сказать, «оестествляли». Причем первым становился тот, кто привел очередную дурочку. Именно он получал право произвести дефлорацию бедняжки…

– Прекрати! – зло прорычал Рогалин-старший.

– …А потом, когда утеха была закончена, – словно его и не слыша, с утрированным морализаторством в голосе продолжал язвить Гога, – девочку фотографировали с раздвинутыми ногами и предупреждали, что если она надумает жаловаться, все стены вуза будут обклеены этими пикантными снимками, включая окрестности и ее родного Мухосранска. И авторитетный товарисч, и его кореш сопровождали это повествование громким хохотом. Надо сказать, для меня это был первый урок того, как всякому, кто считает себя настоящим мужиком, следует общаться с женщинами. Кстати, эту методу мы со своими друзьями используем почти постоянно. И, знаешь, ты был прав – действительно, ни одна из девочек на нас пожаловаться не посмела. Кстати, я в твоей истории ничего не перепутал? – ехидно ухмыльнулся он.

Рогалин-старший стоял, налившись багровой краской, и молча смотрел куда-то в пустоту. Затем, переведя взгляд на сына, отрицательно качнул головой.

– Нет, не перепутал. Только я хотел бы еще кое-что добавить. Финал у той истории получился невеселый. Наш главный затейник – кстати, твой тезка, Жорка Кальбухин – однажды зашел в лаборантскую, где увидел, как за одной из девочек, побывавших в нашей комнате, пытается ухаживать ее однокурсник. Не знаю, что за моча ему в башку ударила – может, заревновал отчего-то… Но он подошел к ней и при всех ляпнул что-то некрасивое, с очень непрозрачным намеком. А она в этот момент держала в руках стакан с концентрированной серной кислотой. И вот, ни слова не сказав, она плеснула ему прямо в глаза… Ее за это посадили. Дали, по-моему, лет пять. А он ослеп. Потом спился и однажды покончил с собой.

– Вах, вах, вах! – Гога на восточный манер поцокал языком. – Какой пэчалный ысторыя! Ну, что тут скажешь? Бывает, и мужик рожает… Знаешь, конечно, все это очень трогательно, но мне как-то – фиолетово. Нехер было этому Жорику где не следовало едалом щелкать. Не стал бы трепаться, ничего бы с ним не случилось.

– А ты уверен, что ничего подобного не случится с тобой? – уже с нескрываемой тревогой заговорил Валерий Анатольевич. – Ты не думаешь о том, что, выехав с этого двора, сюда уже больше не вернешься?

– Папа-сан, не грузись по мелочевке, а то заработаешь бессонницу. Бай!

Когда за сыном закрылась дверь, Валерий Анатольевич медленно опустился в кресло и вновь воззрился на экран. Но теперь происходящее там проходило мимо его сознания. Он, наверное, впервые задумался о том, что и в самом деле в этом мире за все приходится платить. И порою очень дорогой ценой…

* * *

Сильченко позвонил Федору на следующий день и сообщил, что нашел людей, которые подтвердили, что в день ДТП по Липинцу и в самом деле мчались три иномарки – черные «Лексус» с «бэхой» и темно-синий «Форд Мондео». Нашлись и те, кто припомнил, что Лиду с ребенком сбил именно «Лексус».

Из Меднореченска с богатым «уловом» вернулся и Вадим. Парень общительный, и как всякий одаренный компьютерщик, он был известен среди студенческой молодежи достаточно широко. Еще бы! Все с «компами», все при ноутбуках, которые периодически нуждаются в сервисе – как тут не запомнить люксового спеца, который за пять минут мог убрать любой порнобаннер и гарантированно очистить жесткие диски от вирусов! Благодаря этому Вадим в течение суток раздобыл всю интересовавшую его информацию.

Дождавшись Федора, которому, несмотря на школьные каникулы, работы всегда хватало – в этот день с утра пришлось менять стекла, минувшим вечером побитые какой-то шпаной из пневматических пистолетов, – он с торжествующей улыбкой достал свой уже несколько потрепанный блокнот.

– Дядя Федя, есть контакт! – залихватски подмигнул он Романцову. – Нашел всех. Итак, зачитываю…

Как явствовало из раздобытых данных, хозяин черной «бэхи» Роман Фоломьев и в самом деле воспринимался своими однокашниками как «стопудовый» мажор, причем не интеллигентского (есть и такие), а сугубо хамского пошиба, со всеми вытекающими. Его отец возглавлял губернскую торгово-промышленную палату и держал контрольный пакет акций крупнейшего регионального банка и весьма прибыльного предприятия нефтепереработки.

Через Фоломьева удалось выйти и на остальных. Как рассказали Вадиму однокурсники этого мажора, он постоянно тусовался с Геннадием Забунто, сыном ректора института управления, где они и учились. Вернее, делали вид, что учатся. По словам студентов, что Фоломьев, что Забунто появлялись на занятиях от случая к случаю, сессию сдавали, когда за деньги, а когда и просто наезжали на преподавателей, которым в общем-то некуда было деваться. Однокурсники поговаривали, что приятели обожали устраивать «квартеты» с первокурсницами, угрожая несогласным устроить «подставу», чреватую исключением из вуза…

Один из студентов сообщил Вадиму, что Фоломьева частенько видели в компании еще с каким-то «перцем», приезжавшим к институту управления на «Форде Мондео». Краем уха парень слышал, что того вроде бы зовут Гогой и учится он в классическом университете. Расспросив других парней и девчонок, Вадим выяснил, что Гога – сын зама председателя областной думы Рогалина, который, вдобавок, был одним из губернских олигархов. Несомненно, это именно они! Через все ту же базу данных Вадим установил, что Рогалин и в самом деле является владельцем темно-синего «Форда Мондео».