Однако в следующий момент мне стало не до теологически-философских размышлений. Потому, что высокие двери высокого дома распахнулись и наружу шагнуло… нечто.

Рост – метра два, не меньше. Голова на длинной, мускулистой шее обычной человеческой формы, но ни глаз, ни носа нет. Вместо них гладко, только длинная кожистая складка на месте рта. И уши. Большие, заостренные кверху и гофрированные внутри, как у летучей мыши. Чуткие, шевелятся, малейший звук ловят. В общем, жуткая голова.

А тело – и того хлеще.

Наверное, родиться все-таки двое должны были, а получился – один. С двумя телами, одно из которых оказалось впрессованным в другое, крест-накрест, как оперение стрелы. Причем на удивление симметрично. Два торса, растущие одно из другого, четыре руки, четыре ноги. Эдакий живой подсвечник для ушастой головы-яйца. Но и это еще не все. Конечности твари были длиннющие, и каждая с четырьмя суставами, будто к плечам монстра присобачили по китайскому многосекционному цепу. Но в данном случае руки-цепы оканчивались здоровенными кистями, пальцы которых венчали крепкие и длинные раздвоенные когти, напоминающие окостеневшие языки змей. А четыре ноги чудовища оканчивались самыми настоящими копытами, над которыми торчали длинные шпоры, наподобие петушиных, только длиной сантиметров по двадцать каждая.

И, что самое интересное, двигался этот с виду нежизнеспособный урод на удивление проворно. Кожаные локаторы на его башке шевелились каждый сам по себе, сканируя обстановку, а растопыренные когтистые лапы шарили по воздуху, словно щупая его. Я тут же обратил внимание, что ладони у слепого урода очень гладкие и нежные. Похоже, он ими тепловые волны ловит и тем самым, вкупе со звуками, улавливаемыми ушами-локаторами, рисует себе вполне живенькую картину окружающего мира.

Толпа немедленно расступилась, образовав большой круг. В центре остались я, Анья и урод.

– Ты уйди, сестра, – подал голос одноглазый. – Испытание только для твоего спутника.

Девушка не сдвинулась с места.

– Мы пришли вместе, и если уйдем, то тоже вместе, – процедила она сквозь зубы. – Если вы не доверяете ему, значит, не доверяете мне. Так что получается, это испытание для двоих.

– Это испытание для меня, – негромко произнес я. – Иди.

И, увидев, как она упрямо поджала губы, добавил:

– Ты будешь только мешать.

Она метнула на меня взгляд, в котором удивление быстро сменилось негодованием.

– Как знаешь, – бросила она и, повернувшись ко мне спиной, пошла по направлению к колышущейся толпе.

Вот и хорошо. Когда хочешь, чтобы женщина сделала что-то правильно, иногда нужно ее обидеть. Потом можно извиниться, но это – потом. Просто иначе она будет настаивать на своем вместо того, чтобы подумать. Например, как сейчас, насчет безопасности. Своей. И моей. Ибо мутанты хотят, чтобы я дрался с их уродом, и никакие другие расклады их не устраивают. И я буду драться, так как нет у нас другого выхода. Хотя, если честно, не очень представляю, как можно голыми руками завалить эдакого монстра.

– Бой! Убей его, Ярго! – крикнул одноглазый и неожиданно ловко метнул в меня какой-то шарик. Вот ведь сука какая! Я рефлекторно увернулся, и шарик, еле слышно звякнув, упал на землю. Вот оно как. Маркер. Если б этот колокольчик ударился об меня, ушастый моментом бы сориентировался, где я стою. Впрочем, и так получилось нормально.

Лысый Ярго растопырил лапы и метнулся вперед, на звук. Мне ничего не оставалось, как отпрыгнуть в сторону и уйти в перекат. На мой взгляд, красиво получилось, мягко, почти неслышно, но у слепого урода были свои представления насчет совершенства моих движений. Сориентировался он мгновенно, ударив ногой по тому месту, где я находился долю секунды назад. Костяная шпора распорола землю, прочертив на ней нехилую борозду… и застряла, зацепившись за какой-то корень.

Монстр дернулся, корень лопнул, но я все-таки успел ударить каблуком по голени, как раз над копытом. Голень она кость чувствительная для любой живой твари, у которой таковая имеется.

По ощущениям будто в стальную балку ботинком саданул, аж голеностоп онемел слегка. Человек бы мигом от такого удара на пятую точку грохнулся, а лысому подсвечнику хоть бы хны. Только складка на башке чуть расширилась, и из нее раздалось леденящее кровь шипение.

Ага, не нравится!

Однако злорадствовал я рано. Все-таки многосуставная конечность есть оружие непривычное, прежде всего – для противника. То есть, для меня.

Когтистый кулак прилетел откуда-то сбоку. Я попытался увернуться, уловив боковым зрением смазанную тень, но получилось это у меня неважно…

Удар был тупым, будто киянкой по черепу съездили. Меня снесло с места, как пушинку, – от такого удара по черепу устоять сложно. Попади лысый на три пальца пониже, в висок, – и всё, считай отходился один снайпер по параллельным мирам. Но, видимо, мой пинок по голени его слегка дезориентировал, вот и попал он по верхней части черепа.

Как шея выдержала эдакую затрещину – не знаю, видать, накачалась за столько лет, таская мою дурную голову. Но выдержала, только все мышцы ее заныли разом, словно канаты под непомерной нагрузкой. И, конечно, в башке загудело мама не горюй, и перед глазами всё поплыло, как положено при хорошем нокдауне. Но утоптанная площадка не ринг, и за десять секунд, при спортивных нокдаунах положенных, лысый Ярго меня запросто раздергает на антрекоты. Так что, несмотря на колокольный гул в голове и расплывчатую картину мира, я бросился в единственном направлении, куда в подобной ситуации имеет смысл бросаться, – в ноги мутанту, прям под его копыта.

Я не ошибся. Видимо, мой противник привык, что охваченные ужасом жертвы пытаются убежать от него, а не наоборот. Вследствие чего у Ярго возник секундный когнитивный диссонанс. Иными словами, подвис он немного, и даже слегка попятился – мало ли на что способен этот ненормальный, у которого после удара по кумполу наверняка мозги съехали набекрень.

Он был недалек от истины. Сейчас я вообще окружающую реальность воспринимал словно в тумане, в котором напрочь утонули страх, инстинкт самосохранения, трезвый расчет и прочие полезные рефлексы. Хотелось мне сейчас только одного – рвать этого гада, а дальше хоть трава не расти. Иными словами, разозлил он меня сильно. Не люблю я, когда мне стучат в череп всякие уроды, причем так больно. И ради праведной мести готов на многое.

Ярго махнул лапой с растопыренными когтями – видать, решил, что со мной надежнее не боксировать на потеху публике, а сразу переходить к расчлененке. Но сделал он это как-то неуверенно, будто все еще пребывал в раздумьях насчет способов моего уничтожения. А вот это он зря. В скоротечном ближнем бою думать вредно, в нем действовать надо. Думать же полезно до него – на тренировках, например, – и после него. Если, конечно, останется чем думать.

Вот я и поднырнул, не долго думая, под летящую лапу, ухватился за нее, дернул вперед, вытягивая, после чего крутанулся на месте, выворачивая жилистую конечность так, чтобы она оказалась у меня под мышкой.