Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Забрать не забудь, — пробормотала я в воротник, выходя на освещенную центральную улицу и уже по ней направляясь к мосту. Тот тонул в темноте — освещения на нем не было. Осенние ночи темные, не то, что зимние. Зимой от снега светло, как днем, а осенью можно собственную руку не увидеть. Впрочем, мне это не грозило — я видела отлично, хоть и не в полную силу, опасаясь напугать неуверенно бредущего рядом Гришку. Он старался держать мой темп, но все больше отставал.
— Ну чего ты там? — недовольно оглянулась. Парень поспешно догнал меня, подхватил под руку:
— Веди, а то я ни зги не вижу…
Хорошо хоть не спрашивал, почему вижу я. Гришка был вообще на удивление не любопытен — странное качество для деревенского.
Когда я свое недоумение озвучила, он только пожал плечами:
— Я тебе жизнью обязан. Можешь хоть на метле летать, мне теперь все равно.
Я несколько опешила и дальше шла уже молча. У дома бабки он не остановился, довел меня (Ха! Кто еще кого довел?) до дома и только тогда выпустил локоть.
— Завтра с утра прямо приду, ты кур выгони.
Я пообещала, что к его приходу все несушки уже будут изгнаны на огород, месить лапами черную, стылую землю.
Коровы, на удивление, сами успели вернуться — я обнаружила их у калитки, флегматично жующих шапку свесившегося через забор подсолнуха.
— Кыш, пропасть! — прикрикнула, заводя во двор. Нет, завязывать надо с активной социальной позицией, а то правда нетопыри выведутся. Где это видано, в полночь корову доить?!
Пока я посреди двора (там светлее всего) доила корову, кот свесил наглую башку с крыши курятника и гнусаво мяукнул.
— Да знаю я… — буркнула. Молоко тонкими упругими струйками било по железному днищу ведра, звук далеко разносился в ночи. Не слишком уютно, если честно — как существо ночное, я больше привыкла прятаться в тени и двигаться не слышно. Но через мой забор никто не переберется. Мне и самой-то неуютно его переступать, а я существо как-никак разумное, с мозгами. А всякой шушере и подавно — подсолнух, да мои метки, да ветки зверобоя…
Я думала о нечисти, а оказалось, что смотреть надо было за чистью — неожиданно со стороны калитки раздался тонкий испуганно-восхищенный писк, а потом я услышала, как легкие ноги торопливо перебегают дорогу и хлопает дверь. Когда я высунула нос за забор, там уже никого не было. Но и так ясно — соседские дети не доиграли в шпионов. А тут я — в полночь, посреди двора дою корову.
Красочно представив какие слухи теперь пойдут по деревне (а они и до этого ходили), я закончила с коровой, отвела ее в стойло, задала всем корма (включая кота) и только тогда вошла в темный, пустой дом. Печь, конечно, остывшая — я ее затопила, дрожа и клацая зубами и поспешно забралась на приступку, завернувшись в одеяло. В темноте было слышно, как трещат поленья, отдавая тепло. Кот с урчанием запрыгнул на живот и там растянулся, вибрируя, как мобильный телефон. Мне было не слишком удобно, но сгонять уже лень и я смирилась и расслабилась, закрывая глаза.
Утро началось с первыми лучами солнца — печка еще не совсем остыла, поэтому в доме было относительно тепло. Я подбросила поленьев, умылась и, зажав в зубах бутерброд с маслом, выскочила на улицу, на ходу влезая в куртку. Было холодно — сизое небо порошило мелким дождичком, оседавшим на траве, ни коровы, ни куры в такую погоду на улицу выходить не спешили. Первых пришлось выгонять с помощью кота (тот как конвоир проводил несушек в огород, где я торопливо набросила тент на тыквы), а коров — пинками. Увидев Машку, я замахала ей руками. Девица, гордо вышагивая в огромных резиновых сапогах и сунув руки в карманы снятой с чужого плеча куртки (мужского, потому что полы шлепали по голым коленям, а рукава были подвернуты едва не до середины), подошла.
— Теть Лис, я хотите, я вам секрет расскажу?
Я обдумала это предложение.
— Если только не слишком страшный.
— Меня скоро мамка заберет! — наклонившись к моему лицу, театрально прошептала она. — Бабке вчера звонила!
— Ммм… — несколько натянуто промычала я, открывая калитку и вытаскивая упрямую Буренку наружу. Та неохотно переставляла копыта, звеня колокольчиком. — И что, уедешь с ней, бабку бросишь?
— Не, с собой заберу, — серьезно ответила девица, перекатывая леденец во рту.
Так она с тобой и поехала.
— Маш, отведи этих упрямцев на поле? — меняя тему, попросила я. — Ты свою ведь ведешь?
— Ага! — подпрыгнула Машка. — Буся! Бусечка…
Бусечка, не будь дура, попыталась задом сдать обратно в калитку, но я уже ее захлопнула и жестоко развернулась спиной. Так, с этим разобрались. Теперь сарай вычистить…
Пока к десяти подтянулся Гришка, я уже заканчивала. Призывно брякнув калиткой, он прошелестел колесами тележки по земле.
— Ну что?
— Погоди… — пропыхтела, вытаскивая наружу чан с водой. — Еще нескромный вопрос, ты печи делать умеешь? Буржуйки.
Как оказалось, умел и морально уже подготовился. Я отвела его на огород, где сиротливо торчала железная бочка и с легким сердцем занялась другими делами. Спустилась в погреб, перебрала подсохшую картошку, разложив по мешкам, рассортировала морковку, свеклу и лук, вытащила наружу оставшиеся кочаны капусты и огромную терку в корыте… На этом действе задом кверху меня и застал участковый.
— Помочь, Алиса Архиповна?
Я застыла, наполовину еще в погребе, наполовину снаружи. Корыто тянуло вниз, правила приличия требовали показать гостю что-то кроме собственного зада. Перевесило корыто — мрачно рыкнув, я одним рывком вытянула его наружу и выпрямилась, сдув с лица влажные от пота волосы.
— Вас стучаться не учили, участковый? Или думаете, я тут трупы прячу?
В смеющихся и довольных (еще бы, такое зрелище!) глазах появилась укоризна:
— Алиса Архиповна, вот вы как обычно несправедливы, — вздохнул он, усаживаясь за стол. Я проследила за этими перемещениями с явным неодобрением. — А я, между прочим, добра вам желаю…
Я подозрительно прищурилась, не спеша садиться. Мужчина это заметил и едва видно вздохнул.
— Это вы о чем?
— Я тут целый фильм ужасов в лицах посмотрел и вы в нем — главный персонаж, — обвиняюще покачал головой участковый. Мои брови взлетели кверху. — Ритуалы темные творите, Алиса Архиповна. Кровь младенцев пьете и у быков молоко выкачиваете.
— Чего? — изумленно поперхнулась я, падая все-таки на стул. Опять двадцать пять! И кто на этот раз?
— Давеча быка в полночь доили… — притворно сочувствующим тоном сокрушался участковый. — А потом на нем же летали, хвостом заворачивали…
Я секунду сидела в прострации, сводя воедино все ниточки. Ну паршивцы! Ну я им устрою тетю-ведьму! До конца жизни зарекутся сплетни пускать!