Вопрос о переменах в XII в. особенно ярко показывает, насколько относительно наше историческое восприятие. Если бы мы могли спросить человека из XII в., какое событие из произошедших в его время было самым важным, он бы, скорее всего, назвал завоевание Иерусалима Саладином в 1187 г. То была переломная точка в отношениях между христианами и Богом: те, кто считал, что Бог всегда стоит на стороне христиан, пережили кризис доверия. Но с нашей точки зрения потеря Иерусалима и последовавший за ней Третий крестовый поход – это довольно малозначимые события. Равно как и большинство технологических открытий той эпохи. Моряки уже начали применять магнитный компас (впервые его описал в этом веке Александр Неккам) и астролябию, но никаких великих географических открытий не совершили. Эти инструменты в XII в. еще не успели широко распространиться.

Рассматривая пять вышеописанных изменений – рост населения, расширение сети монастырей, интеллектуальное возрождение, развитие медицины и верховенство закона, – мы можем с уверенностью сказать, что первое из них стало фундаментом для всех остальных. Да, жизнь простолюдинов, обрабатывавших землю, в 1200 г. наиболее заметно отличалась от жизни их предков век назад благодаря появлению сводов законов и их систематическому применению. Если вы считаете, что изобретение мобильного телефона стало одной из самых значительных перемен в истории человечества, задайте себе вопрос – так ли это важно, как обеспечение закона и правопорядка? В каком обществе вы предпочтете жить – там, где не действуют законы, или там, где не действует мобильная связь? Но я считаю, что даже вопросы закона и правопорядка второстепенны по отношению к росту населения. На самом базовом уровне жизнь в 1200 г. отличалась от жизни столетием раньше тем, что у людей стало больше земли, больше излишков урожая и повысилась вероятность того, что они смогут обеспечить себе и детям пропитание и пережить следующий год.

Ни одна великая перемена XII в. не была результатом деятельности одного-единственного человека. Демографический рост был обусловлен погодой и распространением новых методов земледелия, а не политикой какого-либо правителя. Генрих I и Генрих II оказали большое влияние на правоприменение в Англии, но в масштабах Европы их деятельность была довольно незначительной. Ирнерий сыграл большую роль в развитии юридического образования и возвращении юриспруденции, но он был лишь первым из многих учителей. То же самое можно сказать и о переводчиках арабских текстов, благодаря которым случился интеллектуальный ренессанс. Герард Кремонский намного опережает остальных по значимости и количеству переводов, но так или иначе даже он был лишь одним из многих переводчиков; интеллектуальное развитие XII в. продолжилось бы и без него. Грациан был, по сути, компилятором: если бы он в тот момент не представил свою коллекцию канонов, то церковь приняла бы чей-нибудь другой сборник. И, как бы ни соблазнительно было назвать главным агентом изменений Аристотеля, это будет как-то лицемерно. Если бы ученые XII в. не обнаружили его трудов и не поняли их ценности, то они бы так навсегда и затерялись в арабских библиотеках и не оказали никакого влияния.

Основные кандидаты на «должность» главного агента изменений – это два великих соперника начала XII в. Бернард Клервоский вдохновил тысячи людей принять крест и присоединиться ко Второму крестовому походу. Тысячи других людей он призвал в орден цистерцианцев, влиял на выборы папы римского и поспособствовал развитию того, что я назвал «монастырской сетью». Но Второй крестовый поход в результате ни к чему не привел, а многие короли отказались принять кандидатуру Иннокентия II. В попытке нанести поражение рационализму Пьера Абеляра он показал себя полной противоположностью «агента изменений» – он стремился тормозить интеллектуальное и социальное развитие. Соответственно, почетное звание получает гениальный, но невыносимый, неуживчивый и высокомерный Пьер Абеляр. Его рационализм был новаторским, и очень трудно предположить, что кто-то другой мог разработать такие же идеи. Настоящее влияние его теологии (которую Бернард Клервоский называл «глупологией») проявилось в следующем веке, когда Фома Аквинский вывел рационализм на новый уровень, но даже в XII в. Абеляр изменил многое. Грациан использовал его диалектический метод в своем «Декрете». Во всех университетах открывались факультеты богословия – они отдали предпочтение рассуждениям Абеляра, а не призывам Бернарда к безоговорочной вере. Представьте, что бы получилось, если бы сегодняшние университеты, по примеру Бернарда, не ставили под сомнение получаемые знания, даже если они противоречат сами себе. Благодаря тому, что он сделал Аристотеля самым выдающимся философом в глазах ученых XII в., благодаря созданию богословия, своей этике, критическому методу мышления и косвенному влиянию на нравственные законы всего христианского мира посредством «Декрета Грациана», именно Пьер Абеляр кажется мне главным агентом изменений в XII в.

В 1227 г. Ульрих фон Лихтенштейн, рыцарь из Штирии (регион в Австрии), отправился в путешествие, переодевшись богиней Венерой; костюм включал в себя в том числе две длинные светлые косы. И везде, где бы он ни оказывался, от Италии до Богемии, вызывал встречных рыцарей на бой. Потенциальным противникам он обещал в дар золотое кольцо, если они выйдут против него три раза; если же он победит, то они должны поклониться на все четыре стороны в честь его дамы. По словам Ульриха, он «преломлял копья» 307 раз в месяц. Однако случались и неудачи: например, однажды он рухнул с большой высоты, когда корзина, в которой его поднимали к окну башни его возлюбленной, порвалась. Тем не менее даже такие происшествия не помешали ему повторить приключение 13 лет спустя. В 1240 г. сорокалетний фон Лихтенштейн переоделся королем Артуром и вместе с шестью спутниками отправился в новое путешествие, разрешая всем, кто готов «ломать копья» с ним, присоединиться к их компании Круглого стола. На склоне лет он написал роман, в котором сокрушался об упадке куртуазной любви. Удивителен контраст между его беспечным романом, где он практически насмехается над предпочтениями того времени, и битвами не на жизнь, а на смерть, в которых участвовали рыцари XII в., привычные к хрусту собственных зубов от удара палицы противника по шлему.

Самоироничная, донкихотская, воинственная, но романтическая фигура Ульриха фон Лихтенштейна символизировала новое направление в европейской культуре. Мы вспоминаем сладкозвучные арфы и флейты менестрелей XIII в., юмор «Игры Даниила» (своеобразного религиозного мюзикла, написанного в соборе Святого Петра в Бове), игривых горгулий и мизерикордии, украшавшие церкви по всей Европе. Есть что-то провокационное и в любви Ульриха к переодеванию, хотя из других записей он известен нам как ответственный и весьма эффективный региональный администратор. На какое-то мгновение можно даже представить тринадцатое столетие ярким, приятным летом удовольствия, полным оптимизма, выраженного в английских народных песнях того периода – «Весело, пока длится лето» («Miri it is while summer y-last») и «Лето настает» («Sumer is i-coming in»). Но потом придется напомнить себе, что в начале этого века мы видели вершину папского могущества – в те годы, когда трон занимал бескомпромиссный Иннокентий III (1198–1216). В том же веке случилось не менее шести крестовых походов, в том числе и печально знаменитый Четвертый крестовый поход, проповедь о котором произнес Иннокентий III, но направленный против христианского Константинополя по наущению жадных венецианцев. После призыва Иннокентия возобновить сражения в Испании королевства Арагон, Наварра, Кастилия и Португалия объединились, чтобы разгромить династию Альмохадов в битве при Лас-Навас-де-Толосе в 1212 г. Под натиском христианских армий в 1236 г. пала Кордова, а в 1248 – Севилья; к 1294 г. весь Пиренейский полуостров, не считая Гранады, был в руках христиан. Иннокентий III также издал буллу, санкционировавшую Ливонский крестовый поход: немецкие и датские войска отправились в Ливонию и Эстонию, чтобы силой обратить в христианство последних язычников Европы. Тот же самый папа стоял и за Альбигойским крестовым походом, в котором Симон де Монфор во имя христианской праведности уничтожил тысячи «еретиков»-катаров на юго-западе Франции. Когда в 1209 г. де Монфор полностью вырезал население Безье, сопровождавший его папский легат, как говорят, приказал ему не разбираться, кто здесь катары, а кто – невинные католики. «Убивайте всех, Господь узнает своих», – сказал ему клирик. И наконец, но не в последнюю очередь, это столетие увидело ужасные зверства монгольских армий Чингисхана, которые в итоге можно посчитать самым страшным геноцидом в истории человечества. Мы не знаем, сколько точно человек было убито, но, по некоторым оценкам, около 30 миллионов – а все население мира в ту пору не превышало 400 миллионов.