— Где ты этому научился?

— Было время без врача на быстром наборе, приходилось выкручиваться. Штопать тебя я не возьмусь, если вдруг тебе захочется проверить мои умения, нарвавшись ночью на еще большего неадеквата с лезвием. Обойдёмся торчком, — последнее звучит зло и бескомпромиссно.

Вообще-то мне и не хотелось.

— Заяву катать будешь? У меня тут, — достает телефон из кармана и подбрасывает его в воздух, ловко поймав двумя пальцами. — Папаша твоего нового знакомого извелся весь, нужен твой ответ. Здоровье сосунку уже подправили, объяснили как нужно с девушками себя вести, жизнь в целом испортили, но если ты хочешь пойти ещё и официальным путём — только моргни.

Я широко открываю глаза.

— Что ты сделал?

— А что я сделал? — совершенно невинно с мягкой улыбкой на губах.

— Ты его избил?

— Ну, прям уж избил… — загадочно и с сарказмом. — Так, пара рёбер.

— Кто тебя просил? — я практически рычу, и только потом до меня доходит, что огрёб тот парень заслуженно. Неизвестно, скольких девочек он вот так до меня…

Я понимаю, что сделано это было с определенной целью. Как-то раз вытаскивала Карину из-под такого же морального урода, который решил получить согласие девушки с помощью препаратов. Сестра тогда клялась, что не употребляет наркотики, и я ей поверила, потому что ужас, стоящий в её глазах, невозможно было подделать. Впечатление было настолько сильным, что Карина пару месяцев не таскалась по притонам «золотых» деток.

Жаль, что запала хватило так ненадолго. Сестра слишком любила вечеринки.

— Меня не надо просить, маленькая. Вбей это в свою милую головку и перестань смотреть на меня так, будто я святого по всем фронтам волонтера сиротских приютов отметелил, — я моргнула. — Это значит, что мы учим мальчика жизни по полной? Знал, что ты умная девочка.

— Нет! Не надо, ему и так сильно досталось. Наверное, — Дамир кивнул в ответ. — Не хочу со всем этим связываться.

— Компенсация? Просто назови сумму.

— Засуньте Вы свои деньги…

— Ты. Они не мои. Зря, кстати, разбрасываешься — диван всё-таки менять надо, — он опять улыбается, а я чувствую прилив крови к щекам, потому что мне становится очень-очень стыдно за слишком дорогую шалость. Честно.

Мы смотрим друг на друга. Я тискаю зайца, расправляю ему уши с платьем, потому что мне просто необходимо хоть как-то унять легкую дрожь в руках — я не уверена, что она связана исключительно с последствиями отравления — а Дамир без всякого стеснения словно оглаживает взглядом моё тело.

Вспыхиваю сильнее, когда на ум резко приходит одна мыль — он точно видел меня голой. То есть абсолютно голой. Без единого клочка ткани.

— Уж поверь, мне было не до разглядывания твоих прелестей этой ночью, — всё, это конец. Он уже в моей голове. — Но я бы повторил опыт после того, как ты окончательно придешь в себя. Я не в восторге от возможности в самый ответственный момент получить тебя в отключке под собой.

— Этого не будет!

Ему даже говорить ничего не нужно. Опять эти нахально приподнятые уголки губ, саркастичный излом бровей и взгляд уверенного в себе мужчины.

Будет.

— Или это, или я продолжу втыкать в тебя иголки.

Моё голодание в качестве забастовки было прервано жёстким, не терпящим препирательств тоном, когда на постель опустился небольшой деревянный поднос на ножках. Я отказалась переместиться на руках в кухню, так что Дамир, недовольно поджав губы, минут десять назад вышел из комнаты, но, к сожалению, пообещал вернуться с едой для меня.

— Я не шучу, принцесса. Можешь молчать, если тебе так будет легче. Я даже оставлю тебя наедине с твоей вредностью, но, когда вернусь, хочу увидеть пустую тарелку.

— Ты не сможешь меня заставить поесть или воткнуть иголку в вену, если я буду сопротивляться, — я переместилась к дальнему углу, но встать с кровати так и не решилась. Всё же из своих ошибок нужно извлекать уроки.

Мужчина медленно обогнул постель и пресек мою очередную попытку увернуться от его рук жёсткой хваткой на лодыжке. Перед глазами всё закружилось, когда меня дёрнули на себя и зафиксировали в лежачем положении, сразу поймав обе руки во избежание лишних движений в качестве обороны.

— Маленькие собачки тоже обычно тявкают на всех подряд без разбора, даже если объект рычания может их раздавить. Сама или капельницы? Последний раз спрашиваю, — и он ощутимее сжал пальцы, заставив меня перейти на сдавленный писк, когда я ярко почувствовала хватку ровно в поврежденных до этого местах.

— Я сама решаю, что мне делать в жизни! — на повышенных тонах ему в губы, еще раз дёрнувшись под нависшим надо мной разозленным мужчиной. Дамир сдавил запястья сильнее, и это стало финальной точкой с его стороны.

Он — сильный.

Я — слабая.

Закон природы.

— Сама! Я сама, отпусти только! — он мотнул головой и бросил взгляд выше моего лица на прижатые к постели руки.

Отшатнулся, тут же разжал пальцы и выпрямился, позволив мне затравленно отползти к спинке кровати. Я осторожно растирала моментом покрасневшие запястья и чувствовала, как ощущение мнимой безопасности, которое было во мне рядом с Дамиром, исчезает без остатка приглушенными разрывающимися вспышками боли.

У меня тряслись руки, поэтому я не рискнула подхватить тарелку с подноса. Подтащила его к себе и наколола зубчиками вилки спаржу в сливочном соусе.

Дамир кивнул и опять куда-то ушёл.

Всё в меня не влезло, так что примерно половина осталась нетронутой. Я надеялась, что мужчину это удовлетворит и он от меня отстанет. Повернулась спиной ко входу, набросила на себя одеяло примерно до груди и подтянула к ней ноги, уткнувшись носом в плюшевого зайца.

Минута с закрытыми глазами, а после звуки шагов вырывают меня из накатившего оцепенения.

Дамир садится на корточки передо мной и тянется к моим рукам, а я машинально дёргаюсь и откатываюсь назад себя с желанием сделать так, чтобы он не смог дотянуться.

Потому что я не могу прямо сейчас чувствовать на себе его прикосновения, которые, как оказалось, могут пугать совсем не в приятном смысле.

— Маленькая… — он сдавленно выдыхает, замерев в паре сантиметров от меня. — Это всего лишь обезболивающее, — трясёт флакончиком перед моими глазами.

— Обойдусь, — можно мне просто забиться в угол, где никто не будет меня трогать?

— Нет, не обойдешься. Я — та еще скотина, признаю. Но ты почему-то обостряешь все мои реакции, особенно когда делаешь что-то во вред себе.

— Когда извиняются, обычно нет никаких «но», — у меня сейчас тихий голос, так что Дамиру приходится вслушиваться буквально в каждую букву.