Но сейчас важнее всего раскрыть преступления. Нужно попросить ее о профессиональной помощи, отодвинув личное на второй план. Но когда он подъехал к ее дому и увидел, как она с улыбкой спускается к нему по ступенькам, понял, что не сможет держать дистанцию.

Джон подошел к ней, слегка присел, обнял ее за талию и выпрямился во весь рост. Ее голова оказалась прямо у его лица; он зарылся в ее волосы носом, вдохнув их аромат, и словно камень свалился с его плеч. В первый раз за день он вздохнул свободно.

Она обхватила руками его плечи, и он был благодарен ей за то, что она не отстранилась. Джон заставил себя отпустить девушку и поставить на пол. Он медленно отошел назад и заглянул ей в лицо. Ни намека на насмешку или презрение в распахнутых голубых глазах и прелестная улыбка.

– Хай! – на техасский манер поприветствовала она его.

– Прости за несдержанность, – ответил он. – Просто у меня выдался жуткий денек.

– Не извиняйся. Я знаю, каково это – нуждаться в спасательном круге.

Уж ей ли этого не знать?

– У тебя он есть? Кто-нибудь поддерживает тебя на плаву, когда ты работаешь на бюро? – Он был уверен, что уже знает ответ.

– Вообще-то нет.

– Тебе непременно нужен такой человек. Друг, коллега, не важно. Кто-нибудь.

– Ты прав, – кивнула она. – Делать это в одиночку… тьма бывает такой непроглядной.

– Твой начальник из бюро должен был предоставить тебе наставника или агента или даже дать номер терапевта ФБР. Кого-нибудь, с кем бы ты могла поговорить.

– Да, думаю, так и было бы. Просто все так быстро закрутилось, когда я начала там работать, словно в безумном калейдоскопе. Я часто переезжала в разные полевые офисы, так что меня все время окружали разные люди.

– И все же…

– Согласна, мне действительно кто-то нужен. – Ее брови сошлись у переносицы, и она начала с отсутствующим видом тереть ладони. – Я просто подумала, что я слабачка.

Джон взял ее за руки, чтобы остановить эти нервные движения.

– Даже опытные агенты страдают оттого, что им приходится день за днем сталкиваться с худшими сторонами человеческой натуры. А они ведь проходили через тренинги, о которых ты даже не слышала.

– Догадываюсь, – вздохнула Шерри. – Итак, у тебя был трудный день?

– Как насчет того, чтобы послушать об этом за ужином? А если не хочешь, мы можем вообще не говорить о расследовании. В любом случае я не обедал и умираю с голоду.

– Звучит заманчиво.

– Может, на этот раз мы даже попадем в ресторан.

Джон очень сильно надеялся, что сегодня их никто не прервет. Их глаза встретились, и между ними вновь вспыхнуло пламя, они оба вспомнили вчерашний поцелуй.

Шерри так и подмывало предложить ему заказать пиццу и остаться дома.

Однако, если откровенно, она не могла поручиться, что Джон не подкрадывается к ней за тем, чтобы уговорить ее помочь в расследовании. Она уже решила помочь полиции в этом деле, если при этом окончательно не спятит. Тем не менее пока она не хотела говорить об этом Джону, потому что не знала, насколько к этому готова.

– Да, давай поедем, я тоже проголодалась.

– Как насчет того, чтобы попытаться снова попасть в барбекю?

– Конечно, я только пиджак захвачу.

– Ты это серьезно? Да сейчас как минимум градусов тридцать!

– Неизвестно, когда у меня вновь может начаться приступ, к тому же в некоторых местах холодно из-за кондиционера.

Он подождал на маленьком крылечке, пока она сходит за легким пиджачком. Когда она вышла, он уставился на ее ноги.

– В чем дело? У меня что-то с юбкой?

– Нет. Просто у меня в голове происходит замыкание от твоих ножек в этих сапожках.

– Сапоги – это отличительный признак Техаса, – улыбнулась она ему.

– У нас в Колорадо их тоже носят.

Он открыл для нее дверцу, подождал, пока она сядет, закрыл, потом обошел автомобиль и сел сам.

– Ты родом из Колорадо?

– Нет, я родился и вырос в Цинциннати. «Редс»[1], малышка, всю дорогу.

Она улыбнулась.

– Не очень похоже на название футбольной команды. Знаешь, в Техасе любой другой вид спорта вообще за спорт не считают.

– Заявляю официально: этот штат убивает меня. Меня тут все ненавидят, а теперь ты еще заявляешь, что бейсбол – полная ерунда.

– Тебе нравится бейсбол, да?

– О да! Я и в колледж попал как отменный подающий. Хотел стать профессионалом, но выбил локоть – и все, конец карьере.

– Мне очень жаль. Наверное, это было трудно пережить.

– В то время да, конечно. Но травма дала мне шанс найти свое настоящее призвание. Она была не такой серьезной, чтобы меня не взяли в ФБР, просто покончила с моими мечтами о большом спорте. Теперь я делаю то, для чего родился.

– А чем именно ты занимаешься? Составляешь психологические портреты преступников?

– Отчасти да. Меня посылают туда, где сложилась критическая ситуация, а у местных правоохранительных органов не хватает ресурсов или персонала, чтобы справиться с ней. Я – последняя надежда, после краха которой федералы забирают дело себе.

– Поэтому тебя тут все и ненавидят?

Джон улыбнулся, заруливая на парковку ресторана.

– Обычно я не слишком популярен первые пару дней, а потом, как правило, завоевываю большинство сердец. И все благодаря своему неотразимому обаянию.

С этим Шерри спорить не стала. Она не сомневалась в профессионализме Джона.

Он наверняка быстро вычислял, кто требуется местным, и становился этим человеком. Им нужен лидер? Вот он, прямо перед вами. Талантливый слушатель? Источник поддержки? Козел отпущения? Он мог быть кем угодно.

– Значит, ты в основном ведешь себя с ними так, как вел себя со мной на днях. Определяешь, что надо сказать, и получаешь то, что хочешь.

– Ну, не то, что я хочу. Но да, полагаю, я действительно хорош в том, чтобы найти способ заставить людей работать совместно над решением какой-то задачи. И добиться положительного результата.

– С местными полицейскими тяжеловато, – заметила Шерри.

– Они в отчаянии. Мы все в отчаянии. В их защиту я могу сказать одно – за десять дней пребывания здесь я не продвинулся ни на йоту.

Ну вот и настал подходящий момент сказать ему.

– Я тут подумала, может, я смогу чем-нибудь вам помочь. Полистать записи и проверить, не упустил ли чего-нибудь предыдущий художник-криминалист. Я ничего не обещаю, просто могу попробовать.