исполнили композицию Кахиль-эль-Забара (Kahil El’Zabar) — «Brother Malcolm», в конце которой Виктор Клемешев и я стали петь, многократно повторяя рефрен, вместо «brother Malcolm» — «братец Игорь». Зал подхватил…

На следующей неделе я отправился в командировку в Новосибирск, поселился в гостинице, отметился и ночью отправился на поезде в Омск. Днем отец-так же, как обычно, съездил за Игорем на такси, привез его, мы поговорили.

Так или иначе, буквально на следующей неделе брата освободили. Преследовавший его майор Мешков был уволен «за превышение власти». Думаю, что этот персонаж увековечен в песне моего брата «Лед под ногами майора».

А вот у меня вскоре начались неприятности, приведшие в итоге к тому, что я вынужден был бросить неоконченную диссертацию и уволиться из института авиационных материалов. Так началась моя карьера музыканта с полной занятостью.

Поначалу я поступил в Театр импровизации при Союзе театральных деятелей СССР под руководством Олега Киселева. В те позднеперестроечные времена профессия администратора была тесно связана с нарушениями законодательства. Вскоре выяснилось, что коммерческий директор театра направил выданные Союзом театральных деятелей средства (50000 рублей) на погашение своей задолженности по какой-то прежней отсидке. Художественный руководитель труппы Олег Киселев остался в Канаде после гастролей.

Для советского человека остаться вот так без работы было довольно непривычно и, более того, страшно… Мой приятель по «Аквариуму» и «Поп-Механике» фаготист Александр Александров предложил мне показаться Анатолию Васильеву, художественному руководителю театра «Школа драматического искусства». Александров был там музыкальным директором. В то время в театре было много очень интересных, ярких людей — Герман Виноградов, Борис Юхананов, Андрей Безукладников. На некоторое время ансамбль «Три „О“» с солисткой-певицей Сайнхо нашел себе пристанище именно там.

От воскрешения Озириса в Смоленске к тибетским странствиям кандидата в Будды

В начале 90-х в Смоленске состоялся фестиваль Гуманитарного фонда, мероприятие вполне карнавальное. В заключительный день литераторы из Москвы и Петербурга, расшалившись, под руководством покойной Нины Искренко устроили литературный перформанс «Воскрешение Озириса». Его и сейчас время от времени воспроизводят — уже под руководством неутомимой Светы Литвак, но в значительно более скромных масштабах в Московском центре современного искусства им. Анатолия Зверева.

Каждый желавший выступить литератор читал свое произведение, посвященное той или иной части человеческого тела. Нина опасалась перед началом выступления, что когда этого Озириса соберут, то в отличие от египетского мифа ему члена не то что не будет недоставать, а напротив, сам он окажется огромным многочленом!

Однако, несмотря на обеспеченное местными спонсорами изобилие спиртного и всеобщее веселье, разнузданность собирания многочлена несколько тормозило одно сдерживающее обстоятельство (культура ведь состоит из запретов?). Нужно было, выйдя на сцену, после чтения собственного опуса сфотографироваться, поместив в пустую золотую рамку только что воспетый орган. Такая вот система противовесов…

Но все же нашелся настоящий последовательный авангардист — прозаик Петр Капкин, прочитавший-таки рассказ про член…

На следующей неделе местная официальная газета разразилась критической статьей: что-то вроде «Шабаш залетных авангардистов» с выводом типа «такой хоккей нам не нужен!» Смоленская пресса себе не изменяет. В 1997-м мы с танцовщицей Еленой Головашовой участвовали в культурной программе международного фестиваля женской фотографии. После выступления на открытии польской фотовыставки нас неожиданно попросили и на открытие китайской. В польском зале мы обыгрывали наши черное и белое одеяния. Повторяться на глазах немногочисленной публики не хотелось. Тогда я купил в ларьке напротив гуашь, Лена разделась, а местный художник и музыкант Влад Макаров стал покрывать ее тело квазииероглифами во время танца под звуки моей китайской флейты — к великой радости фотографинь. На следующий день главная смоленская газета разразилась статьей «А где же стыд?!».

Возвращаясь к Капкину и его историческому выступлению, хочется отметить, что он во всем происшедшем винил подстрекателей с первого ряда (и меня конкретно), утверждал, что фотографировался всего лишь с куском колбасного сыра, неожиданно оказавшимся под рукой, и т. п.

Через пару лет, видимо решив отыграться, он круто изменил мою печатную биографию, буквально создав альтернативное жизнеописание. Работая в журнале «Сельская молодежь», Капкин получил задание взять у меня интервью и зазвал меня в редакцию. Издательство меня немного удивило. Все многоэтажное здание представляло собой склады китайских товаров. На этажах немногочисленные сотрудники редакций ютились в паре-тройке комнатушек, но не грустили. Наоборот, очень весело проводили время. Первый же вопрос начальника отдела меня немного удивил: «Ты с запивкой или без? Сало любишь? Бери, не стесняйся». Обстановка напоминала нескончаемый день рождения, как в «Москве-Петушках» — непонятно у кого!

Для интервью мы спустились в буфет. Буфет меня тоже несколько удивил. Буфетчица разливала водку, ставя стакан на весы. «Так, мальчики, для начала по сотке?» — спросила она, следя за стрелкой на весах.

Как я давал интервью, что говорил, «в каких пропорциях разбавлял» — не помню. Помню, что я вдруг оказался почему-то в Музее Кино на фестивале Пьера Паоло Пазолини на каком-то эротическом фильме — то ли «Декамерон», то ли «Цветок 1001 ночи», а Пьер Капкини куда-то пропал.

Жизнь прекрасна и удивительна! Не перестаю в этом убеждаться. Чаще всего во второй части этой фразы. Все время случаются какие-то события, и они не перестают случаться. Соседка принесла купленный в киоске журнал «Сельская молодежь», в котором я прочел:

Сергей Летов родом из уральских (яицких) казаков, родился в Семипалатинске в 1956 году. В пятилетнем возрасте был украден из детского сада шайкой, про-мы шля вшей на рубеже 50-60-х в приграничных с Синцзян-Уйгурской автономией КНР районах кражей детей для последующей продажи тибетским монастырям. Отец Сергея собрал родственников, сели на коней, поймали бандитов за озером Зайсан в четырех километрах от границы. В милицию обращаться не стали: без разбора каждому выписали по сто плетей и реквизировали лошадей.

«Это самое яркое впечатление моего детства — путешествие по зеленой степи с бандитами. В силу своего возраста, а может, в силу характера, я воспринимал свое похищение как игру — абсолютно никакого страха. Меня посадили в огромную плетеную корзину с крышкой, притороченную к седлу, я провертел дырочку и всю дорогу — целые сутки — наблюдал красоты алтайской природы: зеленые луговые травы, синее небо днем и черное ночью. Мой бандит, ну тот, к седлу чьей лошади была приторочена корзина со мной, всю дорогу пел горловые песни, — рассказывает Сергей Летов. — Самое забавное заключается том, что в восемьдесят девятом году, когда был я уже известным музыкантом […], в столице Тувы, Кызыле, как-то после концерта ко мне подошел человек монгольской наружности и ни с того ни