Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Из двухчасового концерта он выбрал 20 минут, которые вошли в первую и для него, и для меня советскую пластинку — «Полинезия. Введение в культуру». Почему Полинезия? Я полагаю, что так Курехин намекал на полистилистику как основной творческий метод.
А незадолго до этого состоялся наш первый — и для него, и для меня — выезд за границу. Мы участвовали в фестивале советского авангарда в Иматре, Финляндия. Музыкальная составляющая у меня как-то уже не очень сохранилась в памяти, а запомнилось то, что мы вчетвером (Курехин, Тихомиров, Каспарян) совершили поездку в Хельсинки на поезде, чем очень перепугали сотрудника советского посольства, заподозрившего нас в попытке побега (Хельсинки — паром — Стокгольм).
Одна из последний встреч с Курехиным была в 90-х в кафе неподалеку от Ленфильма. Я приехал в Ленинград для участия в какой-то видеозаписи — кажется, для театрального спектакля, и мы встретились, чтобы поговорить не о музыке, не о концертах. Курехин очень возмущался по поводу переименования Ленинграда в Петербург и вообще критиковал демократические власти Петербурга, Петросовет, Собчака. Выплеснув энергию ненависти, Сергей заскучал и замолчал. Я нередко видел его таким. Образ солнечного юноши, остроумца-шутника был предназначен для публики. Таким раздосадованным я видел Курехина после просмотра фильма «Диалоги», а на концерте «Аквариума» в Ленинградском Дворце молодежи на Петроградке — просто разозленным, тогда Сергей уговорил меня уйти с концерта с ним вместе.
Сейчас, когда по прошествии многих лет стали доступны книги А. Кана и А. Кушнира, некоторые аспекты биографии Курехина конца 80-х и 90-х становятся более понятны. Но самой важной характеристикой Курехина для меня остаются слова Ефима Семеновича Барбана, сказанные им еще в самом начале 80-х: «Он выше собственного творчества».
Когда вспоминаю середину 90-х, прежде всего приходят на память собственное раздражение и депрессия, связанные с невостребованностью, разочарованием в представлениях о западной культуре, разочарованием в идеальных фантастических представлениях о Европе и Америке, которые господствовали в сознании советского человека в предшествовавшее десятилетие.
Психоделические аспекты перестройки
В декабре 1986 года состоялась одна из первых больших «Поп-Механик» в Ленинграде, в которой я не смог участвовать несмотря на приглашение Курехина. Я находился в разводе со своей первой женой и просил ее оформить мне через ОВИР разрешение повидаться со старшей дочерью Дианой. Они проживали в Севастополе, ставшем тогда, в середине 80-х, вновь запретной зоной. Сойдя с поезда в Севастополе, я немного удивился, что жена не пришла меня встретить. Бывшая теща сказала, что ее срочно отправили в командировку в Киев. Пока она угощала меня борщом, в их квартиру вошел человек в сером костюме, предъявил удостоверение сотрудника КГБ и угрожающим тоном попросил мои документы. В моем паспорте его внимание привлекла заложенная справка о допуске к секретным документам, так называемая вторая форма допуска. Я забыл ее сдать, уходя в отпуск.
Выяснилось, что моя бывшая жена попыталась создать в Севастополе клуб духовного общения и для начала разослала наиболее активным читателям городской библиотеки открытки с предложением собраться.
Большая часть получателей этих открыток отнесли их в КГБ. Сотрудники комитета нагрянули с обыском к отправительнице и обнаружили у нее самиздатскую литературу «психоделического» направления: «Путь дзен» Алана Уоттса, «Зерно на мельницу» Рам Дасса, Дхаммападу, Патанджали, Гурджиева и т. п. В результате моя бывшая супруга была принудительно помещена в психиатрическую клинику строгого режима, но происхождение книг не выдала.
«Откуда у нее эти книги, может быть, вы знаете?» — доверительно спросил меня человек в сером костюме, вернув паспорт с аккуратно сложенной формой допуска к секретным документам. «Это все мои книги, она забрала их у меня без спроса, когда мы разводились», — ответил я и поинтересовался, в курсе ли они того, что партия и правительство взяли курс на ускорение, перестройку и гласность? Мне ответили, что книги я могу забрать. Забрал я не только книги. Мы поехали в психбольницу, я написал заявление, и мне передали бывшую супругу «на поруки». Видимо, перетрухнули: Москва, перестройка, гласность, ну их к лешему. К тому же документик остался — расписка, заявление. В общем, бюрократия…
Но от посещения женского отделения психбольницы остались очень тяжелые и неприятные воспоминания. Женщины очень худые, неухоженные, очень испуганные. Много действительно безумных.
Осенью того же года я заметил, что давно не получаю писем из Омска — ни от брата, ни от родителей. Телефонов в Красково почти ни у кого не было тогда, чтобы позвонить в Омск, нужно было заказывать телефонные переговоры в районном узле связи в Люберцах.
В итоге выяснилось, что моего брата Игоря тоже посадили в психиатрическую клинику. Соседи рассказали родителям, что видели, как в их отсутствие к подъезду подъехала черная «Волга» и в ней увезли моего брата. Дома родители нашли записку — завещание самоубийцы.
Мама воспользовалась всеми связями, которые у нее были, а она в течение ряда лет работала в поликлинике Четвертого управления, и ей удалось выяснить, куда поместили Игоря. Более того, ввиду того, что она принимала участие как эксперт в работе призывных комиссий при военкомате, удалось повлиять и на персонал этой клиники, где ей пообещали, что никаких лекарств кроме витаминов, Игорю давать не будут ни при каком прописанном медиками в погонах лечении. Более того, удалось договориться, что если Игорь согласится мыть пол в отделении, то ему разрешат (неофициально, под ее ответственность) выходить гулять, где он пожелает, по 3 часа в день. Отец приезжал к клинике с одеждой, забирал Игоря на такси и привозил домой. Так продолжалось несколько месяцев.
Выяснилось, что причиной давления на Игоря являлось его творчество, магнитоальбомы «Гражданской обороны». Кто-то из участников группы был отправлен в армию, кто-то «сломался», а с опасным диагнозом «суицидальный синдром» госпитализирован только один мой брат.
Моя знакомая Татьяна Диденко как-то в разговоре посетовала, что среди рокеров очень много людей, сотрудничающих с органами. Я подумал попробовать взять их на испуг, устроить провокацию. Стал рассказывать многим знакомым, что собираюсь устроить пресс-конференцию для журналистов, в том числе зарубежных, и рассказать, что никакой перестройки и гласности нет, а музыкантов за их песни держат в психушках! На одном из концертов вместе с музыкантами группы «Веселые картинки» (филиал группы «ДК») мы