Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Согласен, – кивнул Близнята. – Однако проегипетская фракция в Думе весьма сильна – настолько, что числом едва ли уступает нашей. Многие бояре горой стоят за веру египтян, и мотивы у них такие: мол, религия эта древняя, почтенная и укрепляет власть владыки.
– Сенат и римский народ этого не поймут, – сказал Каролус и нахмурился. – Я тоже не понимаю, достойный патриций. Крокодилы, шакалы, кошки, ибисы, быки… кого там еще они обожествляют?… Слишком сложно для простого народа. К тому же крокодилы у вас не водятся, да и шакалы, мне кажется, тоже.
– Тут усматривается тайный интерес, – пояснил сыскной боярин, подвигая гостю ящичек с сигарами. Раскурив свою, он подождал, пока Юний Лепид не сделает то же, затем произнес: – За Египет ратуют строительные подрядчики и новорусские купцы, у коих немерено денег. Столько, что половину Думы купят и не поморщатся. Собственно, уже купили.
– Все равно не понимаю. Какая выгода подрядчикам в Анубисах, Осирисах и Аписах? Или тем же купцам? Хотя, конечно, все они шакалы… как у вас говорится, рыбак рыбака видит издалека… Для них лучше шакальего бога не придумаешь!
Пора выкладывать козыри, решил Близнята. Этот тупоумный латынянин даром что лазутчик, а кость не рюхает. Сказано ведь: немерено денег! Ясно сказано, а золотишко римское что-то не бренчит!
– Дело не в шакалах, а в пирамидах. – Он подлил гостю вина и, стараясь не морщиться, сделал глоток из своей чаши. – В пирамидах, уважаемый!
– При чем тут пирамиды? – На лице Юния Лепида изобразилось недоумение.
– При том, что египетская вера требует, чтобы владык хоронили в пирамидах, а их сподвижников, – Близнята положил ладонь на грудь, – в каменных усыпальницах. Прикиньте: пирамиды для князя-батюшки Владимира и его достойных предков плюс сотни две гробниц для членов Думы… Помимо того подъездные пути для доставки камней, саргофаги, ритуальные сосуды, предметы роскоши, снадобья для бальзамирования… – На миг он представил Киев, окруженный пирамидами, и ухмыльнулся. – Огромные заказы для купцов и строителей! Оживление торговли, расцвет деловой активности!
Юний Лепид задумался, лоб его пошел морщинами. Потом он единым махом осушил чашу с вином и произнес:
– Вы правы, патриций. Теперь мне ясны истоки этой оппозиции. Готов предложить контрмеры: вместо пирамид надо, по римскому обычаю, возводить мавзолеи. Устроит вашего князя-батюшку мавзолей?
Близнята затянулся, выпустил дым из ноздрей и сказал:
– Вполне. При надлежащем финансовом обеспечении.
– Это мы гарантируем. Цеппелин, на котором отправился ваш посланец в Рим, увез мои депеши. Средства поступят в ближайшие дни.
– Средства нужны немедленно – во-первых, для подкупа наших противников в Думе, во-вторых, для государя. – Тут Чуб вспомнил слова казначея Кудри на совете у князя и печально добавил: – Казна пуста! Свежих осетров с Волги не можем выписать!
Каролус возвел взгляд к потолку, зашевелил беззвучно губами, что-то подсчитывая на пальцах.
– Двести тысяч хватит на эти нужды?
– Триста, в качестве аванса. Сто пятьдесят для Думы и столько же князю. Плюс отсрочка платежей по займам.
– Хорошо. Согласен. – Римлянин кивнул. – Bis dat, qui cito dat![8]
– Это правильно, достопочтенный. Еще одно: мой процент?
– Пять.
– Пятнадцать.
– Сойдемся на восьми?
Чуб задержался с ответом, размышляя, сколь восхитителен и точен этот латинский язык. В нем были такие термины, как «процент» и «аванс», «деловая активность» и «финансы» – слова, коих в русском отродясь не бывало. Язык деловых людей, причем не консулов и сенаторов, а банкиров из сословия всадников, которые на самом деле правят Римом!
Потом он сказал:
– На восьми не сойдемся. Десять, и ни денарием меньше!
– Сенат и римский народ этого не… – начал Юний Лепид, но тут же махнул рукой. – Ладно, провались все в Тартар! Согласен!
– Другое дело, – молвил сыскной боярин, прикидывая, сколько положит в свой карман помимо процентов. Сумма получалась круглая, и это грело душу. Близнята был искренне уверен, что благосостояние отчизны неотделимо от личных деловых успехов, что бы там ни говорили в народе, как бы ни проклинали Думу и бояр. Что народ! Быдло холопское! А держава крепка людьми благородными и, разумеется, княжеской волей! Князя он искренне любил и почитал, ибо тот в финансовые вопросы не вдавался. Лев не видит корма собаки, и это хорошо.
Они выпили вина, потолковали о других делах, не столь срочных и важных, затем Каролус вытащил газету, неряшливо отпечатанную на плохой бумаге. «Народная воля», знакомый мусорный листок, подумал Близнята, наблюдая, как латынянин расправляет газету на коленях.
– Здесь статьи некоего Марка Троцкуса, римского уроженца, – произнес Юний Лепид. – По моим данным, он служит у вас в Посольском приказе. Эмигрант, вольнодумец и подрывной элемент! Вот послушайте, что он пишет! – И Каролус зачитал пару возмутительных абзацев.
– Сего пасквилянта мы к ногтю возьмем и закуем в железа в любой момент, – сказал сыскной боярин. – Не трогали его, чтобы выявить связи с ворами и бунтовщиками. Но если желаете… – Близнята пожал плечами. – День-другой, и он запоет в подвале Веселухи.
– Этого не нужно. Пусть остается на свободе, – произнес Юний Лепид.
– Заботитесь о соотечественнике? – прищурился Близнята.
– Забота здесь ни при чем, – отрезал римлянин. – Полезный человек! Пригодится!
Вино было выпито, сигары докурены, поленья в камине прогорели. Собеседники расстались, когда над лесом и уединенным домиком уже заиграла заря. Оба довольные; Близнята предвкушал барыш, а Юний Лепид усмехался про себя и видел легионы, марширующие по улицам Киева. Рано или поздно, легионы приходили всегда – особенно к должникам, пусть даже и единоверцам.
* * *
Над степью и тихим Доном тоже раскинулись алые крылья зари. С первым светом Хайло Одихмантьевич, в сопровождении атамана Ермолая, вышел на майдан и оглядел стоявших в шеренге казаков и их лошадей. Кони были справные, поджарой степной породы, и казачки тоже вроде ничего, на вид шустрые и не старые, лет под тридцать. Все в приличной одежонке, в синих шароварах и кафтанах того же цвета с позументом, все оружные, при винтарях и шашках, а трое даже с пиками. Морды, конечно, разбойничьи, но что с казаков взять! Такими, видно, уродились.
– Этот старшой, десятник Сидор, – сказал атаман, ткнув пальцем в длинного как жердь казака. – Еще Ромка Буревой, по-хазарски бодро гутарит, а вот Пивень, Прошка Армяк, Хмырь, Косой, Пяток и Глузд. Эти два юных сокола – братаны Петро да Иванко. Лихие казачки, не сумлевайся, Хайло Дихмантич! Ну как, доволен?
– В деле погляжу, тогда и отвечу, – молвил Хайло. Потом сунул под нос каждому пудовый кулачище и предупредил: – Не баловать у меня, орлы! По государеву приказу едем! С меня спрос, а я с вас спрошу… ох, спрошу, мать вашу Исиду!