– А-а-а-ах, Фарида, ты убьешь меня! Я не вынесу этой сладкой муки!

Собрав все свои силы, он теперь двигался размеренно и мощно. Восхитительные ножки Фариды опоясали его чресла, две маленькие ладони ласкали лицо, вся она прижималась нему…

– О, как ты могуч, мой господин! – почти рыдала она. – Терзай, терзай меня своими ласками! Я твоя!

Страсть его казалась неистощимой. Вновь и вновь погружался он в эти дивные недра, ища и все не находя выхода своему упоению, радуясь, что его изумительная жена уже так близка к пику страсти…

Наконец, он выскользнул из нее:

– Повернись, моя обворожительная… Еще не время останавливаться. Ласкам сегодня не будет конца…

Фарида послушно повернулась и почувствовала горячие жаждущие губы, что покрывали теперь поцелуями ее спину. Ниже, еще ниже… И вот она вновь ощутила своего мужа в себе.

– О, как ты прекрасна, – прошептал срывающийся голос Бедр-ад-Дина.

Сил сдерживаться у Фариды почти не осталось, и она лишь тихим стоном смогла ответить своему мужу. Сильные руки впились в нежные бедра, лишая ее возможности пошевелиться. Бедр-ад-Дину еще никогда не приходилось испытывать столь ошеломляющей страсти. Он вонзался в свою жену и чувствовал, что падает в сверкающую пропасть все возрастающего вожделения. Вожделения, которое насытить может лишь одна женщина в огромном мире…

Фарида почувствовала трепет разгоряченной плоти в своем теле – и тут лава страсти пролилась… Бедр-ад-Дин восхищенно застонал и медленно ослабил объятия.

Он раскинулся на ложе в сладостном изнеможении. Фарида прикорнула рядом, наслаждаясь тем, сколь прекрасным может быть миг соединения тел.

Бедр-ад-Дин обернулся к ней и нежно обнял жену:

– Ни одна другая женщина в мире не может зажечь во мне такого огня! Ты волшебна… Это столь же невероятно, сколь и великолепно… Я благословляю тот день, когда стал твоим мужем!

– Я твоя раба, господин мой, я твоя жрица страсти, я твоя жена… И никогда не откажу тебе в ласках, каких бы ты ни возжелал… – с тихой гордостью произнесла Фарида.

– Подай же мне вина, прелестная моя…

Она выскользнула из его объятий и подошла к единственному в комнате столику. На нем стояло несколько графинов. Два были наполнены вином, а в третьем было средство для восстановления сил, которое по секрету создали для нее и ее мужа. Налив из этого графина несколько капель в серебряную чашу, она долила ее до краев сладким вином и почтительно поднесла Бедр-ад-Дину.

– Вот, мой господин, выпей – и оживи…

Юноша залпом осушил чашу и жестом потребовал еще.

– Я знаю, что должна подчиняться тебе во всем, но молю, позволь мне восстановить твои силы моим особенным способом…

Вино сделало Бедр-ад-Дина податливее. Он кивнул, соглашаясь, и откинулся на подушки.

Фарида опустила руку в золотую корзиночку, которую собирали перед свадьбой ее добрые советчицы, извлекла оттуда изящный алебастровый кувшинчик и зачерпнула из него пригоршню розоватой мази. Затем она растерла ее вначале между ладонями, а затем принялась массировать грудь и живот Бедр-ад-Дина нежными чувственными движениями.

– Пахнет тобою… – полусонно пробормотал он.

– Но ведь ты не возражаешь, господин? – Дразнящие руки ее двигались по его широкой груди. – Ты был великолепен, мой повелитель, а в благодарность я хочу доставить тебе несколько иное удовольствие… – Тонкие пальчики шаловливо скользили по гладкой коже.

– По-моему, ты хочешь распалить меня вновь, маленькая гурия! – Глаза Бедр-ад-Дина блеснули. Он сам взял кувшинчик и принялся растирать розовую мазь по ее нежной груди.

– У тебя дивные перси, Фарида. Увидев их, невозможно не коснуться! – Пальцы его нежно оттягивали и пощипывали соски.

– Ты нравишься мне, господин мой… – нежно прошептала она и удивилась тому, как много значат эти столь простые слова.

Благородная голова, высокие скулы, тонкий и решительный нос, чувственные губы…

– Ты маленькая колдунья, Фарида. – Он поигрывал ее сосками. И вдруг быстрым движением опрокинул ее на ложе и оказался сверху:

– Нет и не будет женщины прекраснее тебя… – Губы его прильнули к ее губам. Он целовал ее медленно, плавно переходя к шее, спускаясь к груди и возвращаясь обратно. Поцелуи его обжигали шелковистую кожу. Он нежно прикусил ее мочку, шепча:

– Кажется, я никогда не смогу тобою насытиться, о моя Фарида, моя прекрасная капелька росы…

Он овладел ею медленно и очень нежно.

– Ты создана для любви, и я буду любить тебя. Ты подарила мне наслаждение, какого я не мог и представить… И я дам тебе годы радости, о моя несравненная, прекрасная супруга…

Она не ожидала, что Бедр-ад-Дин так могуч. О как прекрасно принадлежать ему! Как счастлив был тот миг, когда имам назвал их супругами, как сладостно принадлежать ему. Ведь он не жесток, не суров, но страстен…

Нежные тайные мускулы сжали его нефритовый жезл, и Бедр-ад-Дин сладко застонал.

– Тебе это приятно, господин мой? – спросила она, заранее зная ответ. Он же просто ускорил ритм движений, и она прерывисто вздохнула.

– А тебе это приятно? – спросил он.

Долгое время они соревновались на любовном ристалище, вновь и вновь соединяя тела и души, пока наконец не рухнули в изнеможении на ложе. Но Бедр-ад-Дин так и не выпустил Фариду из объятий, счастливо улыбаясь.

– Чему ты смеешься, господин мой?

– Просто я счастлив, моя пери, – отвечал он.

Бедр-ад-Дин широко раскинулся на мягком ложе. Сон уже прошел, но нега не отпускала его из своих объятий. Ибо целую ночь он наслаждался той, которую предназначил ему сам Аллах. Той, кто отныне и вовек будет спутницей его дней, лаской его ночей и хранительницей очага.

Солнце вставало все выше, золотя верхушки пирамидальных тополей и минаретов. Вот первые лучи пробрались в опочивальню, нежно провели по обнаженным телам. Во сне пошевелилась Фарида.

И тут ужасная мысль пронзила Бедр-ад-Дина.

«О Аллах, сейчас взойдет солнце и моя прекрасная жена увидит рядом с собой старого урода… Что же мне делать?»

Если бы коварная джинния могла услышать эти мысли юноши, она бы торжествовала. Ибо сейчас исполнилось ее проклятие, и Бедр-ад-Дин и впрямь захотел умереть только для того, чтобы избегнуть стыда.

Бедр-ад-Дин пытался придумать какую-то сказку, чтобы успокоить Фариду. Но все придумки казались ему какими-то смешными и детскими. И в этот миг он вспомнил слова доброй своей матушки, почтенной Джамили.

«Мальчик мой, – говорила она. – Когда не знаешь, как поступить, поступай благородно…»

И юноша понял, что сейчас надо поступить если уж не благородно, то, по крайней мере, правдиво. И все рассказать жене. О да, будет, похоже, много слез, но (так, во всяком случае, надеялся Бедр-ад-Дин) вскоре Фарида привыкнет. И быть может, ей будет даже интересна такая… двуликость мужа.