В курительной было тихо и прохладно, хотя солнце еще стояло в зените, иссушая все вокруг. Бедр-ад-Дин опустился на подушки и с наслаждением подставил лицо под неведомо откуда появившийся ветерок. Со стороны же показалось, что старик пытается найти такое положение, при котором его менее всего будут терзать страшные неведомые хвори.

«Сам Аллах привел тебя к моему порогу, старый уродец!»

– О добрый хозяин. Зовусь я Мустафой из рода стражей земли Ал-Лат… Поручение, с которым меня отправил мудрец Валид в вашу великую и прекрасную страну, столь серьезно, что говорить о нем я могу лишь с двумя – с самим Валидом, которому Аллах великий даровал неисчислимые достоинства, и с наместником самого великого халифа, достойным Исмаил-беем, к которому меня и посылал мудрец.

– О Аллах, как же ты смог добраться до берегов Серединного моря! Непосильную задачу взвалил на твои плечи жестокий мудрец… как ты говоришь, его зовут?

– Мудрец Валид.

– Да, жесток был этот мудрец Валид, когда не нашел никого моложе и отправил в странствие именно тебя, добрый Мустафа.

– Ну, внешность иногда бывает обманчива, почтенный хозяин.

– Зови меня Салахом. Я, как ты уже понял, хозяин этого дома и визирь у ног достойного Исмаил-бея.

«О Аллах, дядюшка, чем же я так приглянулся тебе? Почему ты столь приветлив к какому-то горбатому старику, что даже вышел встречать его на порог дома? И почему так заботливо расспрашиваешь какого-то незнакомого урода?»

О да, неизвестно еще, как бы встретил Бедр-ад-Дина его дядюшка, явись к нему юноша под своим именем и со своим лицом. Похоже, он был бы и не так приветлив, и не так радушен. Ибо давняя размолвка, быть может, и забылась, но вот старая вражда живет долго.

Салах поверх пиалы с мятным шербетом рассматривал своего гостя.

«Аллах милосердный, кого же мне напоминает этот старик? Чье-то давно забытое лицо, некогда дорогой моему сердцу голос… Но чей же?»

– Мир да хранит твой дом, о добрый Салах. Я рад, что оказался под твоим кровом. Некогда в этом прекрасном городе жили мои близкие родственники… Давняя вражда пролегла между моим отцом и его братом. Они не виделись много лет. Вот теперь я хочу найти тех, кто некогда знал моего дядю и понять, почему же братья так более и не встретились…

«О Аллах милосердный… О ком же это он говорит? И как похожа эта история на мою…»

– Прими же, уважаемый, мою скромную помощь. Ибо никто лучше меня не сможет тебе помочь в твоих поисках… Я визирь уже более десятка лет. Знаю в этом городе, должно быть, всех. И, да позволит мне так говорить Аллах, все в этом городе знают меня… Оставайся под этим кровом, почтенный Мустафа. Здесь тебя ждут почет, уважение и помощь…

– Благодарю, добрый Салах. Чем я могу отблагодарить тебя за все, что ты сделаешь для меня?

Этот вопрос почему-то заставил замолчать сладкоречивого визиря. Нечто похожее на краску стыда на миг изменило цвет его лица. Если бы Бедр-ад-Дин так пристально не рассматривал лицо своего дядюшки, он бы этого и не заметил. Но юноша был более чем внимателен. Ибо чувствовал, что вскоре его судьба решительно переменится.

– Но что же ты замялся, добрый Салах?

– Простит ли мне мой гость этот странный вопрос?

– Какой вопрос, уважаемый визирь?

– Скажи мне, женат ли ты, мудрый Мустафа?

«О Аллах милосердный! Так вот отчего так приветлив и гостеприимен визирь. Похоже, у него дочь засиделась в доме отца. Вот он и готов отдать ее за первого встречного. Даже за такого старого и горбатого урода, каким я выгляжу сейчас со стороны… Но что делать мне?»

Визирь Салах, похоже, расценил долгое молчание гостя по-своему.

– Неужели ты вдовец, добрый Мустафа? Прости, если я своим вопросом разбередил твою рану.

«Но что же делать мне, о Аллах милосердный?… Хотя, быть может, это и есть моя судьба. Не зря же я так легко справился с поручением мудреца… Что ж, пусть будет так…»

– Увы, мой добрый хозяин, я и не женат и не вдов…

«И это чистейшая правда, без капли вымысла».

– Некогда я был влюблен. Думал, что любим. Но Аллах милосердный распорядился иначе. И она так и не стала моей…

«А это еще более чистая правда… Но было мне тогда всего семь лет. Она же была моложе… Ей было шесть…»

– Прости меня, достойный Мустафа, за настойчивость. Быть может, сама судьба привела тебя к порогу моего дома, а меня заставила встретить тебя? Быть может, это был знак – и здесь, под моим гостеприимным кровом, ты найдешь свою судьбу?

– Быть может и так, достойный Салах, добрый и заботливый хозяин.

«Как же ты удивишься, увидев меня после заката солнца, добрый хозяин…»

Странное полусогласие гостя окрылило Салаха, и он заговорил так, как, бывало, говорил в диване – вдохновенно, с чувством, словно пел странную песнь.

– Так знай же, о добрый гость, что у меня растет дочь…

«Почему же я не удивлен, о мой добрый дядюшка?»

– …красотой способная затмить саму Луну, царицу и украшение ночи. Ум же ее так тонок и обширен, а суждения столь верны и кратки, что она могла бы участвовать в ученых спорах, если бы имамы стерпели такую непозволительную дерзость.

– О Аллах милосердный! Да это же настоящее сокровище! Должно быть, достойному отцу стоило немалых сил вырастить такую дочь…

– О да, мой уважаемый гость. Она сокровище и самый смысл моей гаснущей жизни.

«Как же ты сладкоречив, о добрый хозяин. И только глухой безумец мог бы не распознать в тебе великого политика, а в твоих словах – огромную ложь… Чем же так нехороша твоя дочь, если ты готов ее отдать за первого встречного, даже не спросив его, сможет ли он дать твоей любимой и прекрасной дочери хоть крошку хлеба?..»

– Что ж, достойный визирь Салах. Я почту для себя за великую честь, если твоя дочь станет моей женой… Ибо еще никогда не встречал я девушки таких многочисленных достоинств, как она.

«И да хранит меня Аллах милосердный и всемилостивый…»

– О почтенный Мустафа, не бойся обмана. Я дам за своей дочерью щедрое приданое. Она не опозорит ни тебя, ни твой достойный род.

Бедр-ад-Дин благодарно склонил голову и произнес:

– Поверь мне, добрый Салах, это замужество не опозорит ни твою дочь, ни твой род.

А про себя подумал: «Ибо настанет тот день, дядюшка, когда ты еще очень удивишься, узнав, кто стал мужем твоей дочери. Но почему же ты так торопишься с замужеством?»

Увы, на этот вопрос пока ответа не было. Да и сам хозяин покинул тихую курительную – торопился позвать имама, чтобы провести обряд.

«О Аллах, какое счастье, что в этот полуденный час я подошел к воротам! – Салах почти бежал по улице и так же торопливо размышлял. – Этот старик мне и нужен. Фарида еще не одну сотню раз пожалеет о своей строптивости и несговорчивости! Да, мне известно, кто этот уродец и зачем он появился в нашем прекрасном городе. Но, думаю, что рассказывает он лишь толику правды, ибо та правда, которую он скрывает, столь же страшна, как и он сам… Но мне нет до него никакого дела. Он просто орудие наказания в моих руках. И жду я только одного – утра после брачной ночи, когда Фарида кинется с рыданиями ко мне в ноги…»