подвергал себя опасности, Джонни. Я не хочу, чтобы ты пострадал. Я хочу, чтобы ты остановился. Я хочу, чтобы ты дал отдых своему телу. Я хочу, чтобы ты позаботился о себе.

— Шэннон…

— Дай мне закончить, — прошептала я.

Он натянуто кивнул.

Дрожа, я протянула руку и обхватила его челюсть.

— Я это имела в виду, когда сказала тебе, что никому не расскажу.

Я почувствовала, как его тело напряглось, но я не отодвинулась, потребность утешить его подталкивала меня вперед.

— Я не согласна с твоим выбором, — прохрипела я. — Но я уважаю то, что он твой.

Что-то внутри этого парня звало меня.

Я понятия не имела, что это было, но это придало мне смелости.

Это заставило меня захотеть выйти из своей зоны комфорта и помочь ему — даже если помогать ему означало поступать неправильно.

— Я умею хранить секреты, Джонни Кавана, — прошептала я, поглаживая его щеку пальцами. — И я обещаю, что сохраню твой.

Все еще держа руку на моей шее, Джонни тяжело вздохнул и наклонил голову вперед, его волосы коснулись моей шеи.

— Мне так больно, Шэннон, — признался он хриплым и грубым тоном. — Все время, — добавил он, накрыв мою руку своей. — Это так больно, что я едва могу спать по ночам. Я ни хрена не могу сосредоточиться в школе. Я облажался на поле. На тренировке. Все летит к чертям, и единственный человек, с которым я могу поговорить об этом, — девушка, которую я едва знаю. — Тяжело вздохнув, он притянул меня ближе. — Ты — единственное, что меня отвлекает, единственное, на чем я могу сосредоточиться, а я тебя даже не знаю. Я чувствую себя ближе к тебе, чем к своим товарищам по команде. Я рассказываю тебе то, что не сказал бы своему лучшему другу. Насколько это хреново?

— Это не хреново. — Мое сердце так сильно колотилось о грудную клетку, что дыхание становилось тяжелым и учащенным. — Все в порядке.

— Это не нормально, — возразил Джонни, уткнувшись лицом мне в шею. — Ни одна чертова вещь из того, что происходит в моей жизни прямо сейчас, не нормально.

Только что он уткнулся лицом мне в шею, а в следующий момент его уже не было.

— Черт, — прорычал Джонни, отпрянув от меня, как будто я его ошпарила. — Черт! — повторил он, проводя рукой по волосам. — Я сделал это снова. Я сделал это с ахуенной выгодой.

Ошеломленная, я осталась на коленях, наблюдая за каждым его движением.

— Есть ли шанс, что ты забудешь все, что я только что сказал? — спросил он нерешительным тоном, глядя на меня горящими от отчаяния глазами.

Не в силах вымолвить ни слова, я просто уставилась на него, качая головой.

Я не могла притворяться.

Больше нет.

— Нет. — Мрачно согласился Джонни и потер лицо ладонью. — Я так и думал.

Рассуждения, лежащие в основе моего следующего заявления, были основаны на основном человеческом инстинкте, а не на мысли, вдохновленные отчаянной потребностью, которая была у меня в груди, чтобы остановить этого парня от боли.

— Надо мной издевались, — выпалила я, поразив нас обоих этим признанием.

Я хотела успокоить его, и единственный способ, который я могла придумать, чтобы это произошло — это сделать ему свое собственное глубоко личное признание.

— Плохо, — уточнила я, мой голос был едва громче шепота.

Глаза Джонни встретились с моими.

— В твоей старой школе?

— Да. — Я кивнула, а затем покачал головой. — Не только в BCS. Это происходило везде.

— Везде? — Джонни медленно повторил, глубоко нахмурив брови.

— Везде, — подтвердила я, прикусив губу, чтобы она не дрожала.

— Долго? — наконец, спросил он, поворачиваясь ко мне лицом.

— Всю мою жизнь, — устало предложила я, заставляя себя смотреть в глаза. — Я не могу вспомнить время, когда меня все не ненавидели.

— Что? — в ужасе спросил он. — Нет! Шэннон, ты не должна так думать…

— Это правда, Джонни, — поспешила уточнить я. — Я непривлекательная. Это факт. Все просто и понятно.

— Это чушь собачья, — прорычал он. — Ты не такая уж неприятная.

— Это не чушь собачья, — возразил я. — Я непривлекательная.

— Ты мне нравишься, — ответил Джонни без малейшего колебания.

Что ж, я люблю тебя, Джонни Кавана!

Даже несмотря на то, что ты уходишь.

Даже если ты не чувствуешь того же.

Даже если любовь к тебе разобьет мне сердце.

Я люблю тебя всем, что у меня есть.

И я, вероятно, всегда буду.

— Что ж, это делает тебя одним из очень немногих. — Я прерывисто выдохнула. — В детстве меня ненавидели, Джонни! Серьезно ненавидели. Никто не хотел играть со мной. Никто не хотел, чтобы я была в их команде по физкультуре или сидеть со мной в классе, и меня никогда не приглашали на вечеринки по случаю дня рождения других детей. Меня постоянно дразнили. Мои волосы. Мой размер. Моя одежда. Мои школьные учебники. Машина, которой владела моя семья. Терраса, с которой я пришла. Не имело значения, что я делала или как сильно я пыталась ладить с другими детьми, они всегда находили во мне недостатки. — Я покачала головой и устало вздохнула. — У меня было две подруги всю мою жизнь. Вот и все.

— Клэр Биггс и девушка Пирса? — Спросил Джонни хриплым голосом.

— Лиззи Янг, — подтвердил я кивком. — Да, они ходили в мою начальную школу, и, честно говоря, если бы не они, я была бы совершенно одна.

— Но они перешли в Томмен после начальной школы?

— Они перешли.

— И ты пошла в BCS?

— Да, — прохрипела я.

На лице Джонни отразилось недоумение, как будто ему было трудно это понять.

И для такого парня, как он, вероятно, так оно и было.

У него не было недостатка в друзьях или обожающих фанатках.

Он был популярен и был большой звездой.

Он не имел ни малейшего представления о том, каково это — быть на другой стороне спектра популярности.

Где я жила.

Тон Джонни был осторожным, когда он спросил: — У тебя там было то же самое?

— Нет. — Делая успокаивающий вдох, я продолжала открывать себя опасности. — Это было хуже.

Джонни долго молчал, прежде чем спросить: — Тебе там больно?

Подавив дрожь, я заставила себя слегка кивнуть.

— Шэннон?

— Каждый день, — призналась я.

— Господи, — он практически зарычал, проведя рукой по волосам. — Неудивительно, что твоя мама вышла из себя в тот день.

Я тяжело вздохнула.

— Это была не первая поездка из школы в A & E.

— Иисус. Он резко выдохнул и притянул меня ближе. — Насколько все было плохо?

Я беспомощно пожала плечами, не в силах вымолвить ни слова, или, может быть, я