– Так вот, – продолжает Домба, – исходя из наследственных благородных помыслов, мы можем простить Шахидова и Самбиева.

– А народный суд? – не сдержался кто-то из наивных.

– Хм. Народный суд, – поднял палец Домба-Хаджи, – подчиня-ется справедливым гражданам страны, коими мы, Докуевы, как раз и являемся… И как вы знаете, мы денно и нощно печемся о чести на-шей фамилии, дабы не испоганили некоторые засранцы… О ком я го-ворю – вы, небось, знаете…

– Знаем, знаем… – поддакивают ему.

– Так вот, мы уговорим следствие и все разрешим. Однако, есть и у нас одно желание, условие. Оно абсолютно не обременительное, и я считаю, даже выгодное. Прилюдно говорить не буду, но приезжайте в город, там обсудим.

«Что за условие, что за желание?» – призадумались односель-чане. Да что тут думать, и так все ясно. То, что Докуевым копейки Шахидова и Самбиева не нужны – понятно. А что еще с них иметь? Может, верноподданство? Так о верноподданстве чеченцев могут мечтать только сами верно себя с ними ведущие люди, а на коварство они троекратным коварством ответят, так же, как на верность с со-бачьей преданностью служить будут… Так чего же желают Докуевы?

Логика проста, все взгляды устремляются на самбиевский бук – гордость села и всей округи.

Неужели этот величавый бук на старости лет перейдет в «не-чистые» руки и будет носить имя Докуевых? А что, вполне вероятно! И кто его отстоит? Лорса на год куда-то завербовался, уже полтора прошло, а его все нет и даже весточки он не присылает. Кемса не-сколько раз справлялась о судьбе сына через военкомат, но там раз-водят руками, им неведомо, где служит Лорса. А ходят слухи, что Лорса где-то в Африке или в Америке, а может, и вовсе в Азии рево-люцию свершает, кто-то слышал – его то ли ранили, то ли вовсе уби-ли. Арзо Самбиев, как известно, в тюрьме, и ему от семи до двена-дцати лет светит. Так что бук и надел отстоять некому. А тут посред-ники едут к Докуевым дабы узнать, что за желание и условие они вы-ставляют за освобождение Шахидова и Самбиева. И вдруг происхо-дит невероятное переосмысление, пересмотр истории, а если иначе, то восстановление исторической справедливости.

Выясняется, что верхняя часть села Ники-Хита, где сейчас на-ходится надел Самбиевых с буком и построен сокодавочный цех До-куевых, когда-то до революции принадлежала предкам Докуевых. То место так и называлось Доки-аре *, с приходом большевиков, когда богатые Докуевы были раскулачены, изничтожены, ущемлены, голо-дранцы Самбиевы прихватили себе этот надел. Однако Бог справед-лив, и есть еще живые свидетели, которые этот факт могут подтвер-дить. И вот в доме Домбы-Хаджи на высоких китайских подушках сидят два полувменяемых старца из соседних с Ники-Хита сел и под-тверждают данную версию, восстанавливают справедливость и гото-вы поклясться на Коране в верности своих слов, если вначале в об-ратном поклянутся сами Самбиевы.

От Самбиевых клятву давать некому (женщины не в счет), и все принимается на веру. К тому же Шахидовым все равно, кому будет принадлежать бук и надел – Докуевым или Самбиевым, – лишь бы их родственник вышел из тюрьмы.

В принципе самому Домбе эта затея не по душе, к тому же Ал-пату чуть ли не прилюдно смеется: откуда у пришлых Докуевых свои земли взялись, если они жили в землянке как пастухи тех же Самбие-вых и ее родителей? Муж и взрослые сыновья ею недовольны, гро-зятся вытурить выжившую из ума мать из дому.

Впрочем и сам Домба прекрасно понимает, что все это фарс, и ему старику, лишняя головная боль, очередная афера. Однако Домба нынче в семье не на первых ролях и даже не на вторых. Повзрослев-шие сыновья заняли высокие посты и имеют силу, власть, деньги, те-перь они диктуют политику семьи, и почему-то Албаст просто грезит тем наделом, все готов отдать за обладание этой землей, как будто кругом земли мало. Конечно, место по красоте уникальное, знамени-тое, весомое, но не до такой же степени надо к нему стремиться, что приходится швырять тысячи каким-то полуслепым старикам и вытас-кивать из тюрьмы врагов.

Ведь выйдут на свободу Шахидов и Самбиев, а они самые голо-вастые в семьях, разве они угомонятся? Нет, наоборот, днем и ночью будут думать, как расквитаться с Докуевыми. А так посидели бы лет по семь-десять в тюрьме, больными и старыми вышли бы, и с ними сговориться легче было бы. Ну нет, старика Домбу ныне никто не слушает. Да и Анасби, по мнению того же Домбы, где-то прав: де-шевле было бы прямо в тюрьме обоих или хотя бы одного Самбиева «порешить», и «дело в шляпе», и вражде конец.

«Правда, и это только полумера», – думает старый Домба. Он прекрасно знает эту самбиевскую породу: чего стоят покойный Ден-сухар и ныне пропавший Лорса? У Самбиевых уже три внука растут, у Докуевых – только один мальчик – Албаста. Да этот идиот Анасби все никак не женится, до сих пор все гулял, а теперь вот вновь о Пол-ле страдает, все мать, сестер и других родственников к ней засылает. Что на него нашло, что на ней он заклинился? К тому же даже до Домбы дошел слух, что и Арзо Самбиев вокруг Поллы увивается. И что эти Самбиевы за народ, всюду под ногами путаются, проходу от них нет. Раз попал за решетку, надо бы его сгноить там. Так нет, Ал-баст пошел на попятную, утверждает, что эта «старая ведьма» Рос-сошанская об Арзо хлопочет, и какой-то еврей-адвокат – важная пти-ца – за защиту Самбиева ретиво взялся. Даже карманный судья крив-ляется, говорит, что доказательная база отсутствует, нет состава пре-ступления, и он вынужден будет под давлением неких сил выпустить Шахидова и Самбиева прямо из зала суда.

Теперь Албаст хлопочет, чтобы суд ежемесячно откладывали, а он за это время раздувает страсти, нагоняет страх на родственников подследственных.

Тут неожиданно Арзо в тюрьме заартачился, посылает письма домой, что готов пятнадцать лет сидеть, а надела с буком не уступит. Было время – он за должность управляющего отделением все готов был отдать, а ныне в тюрьме закалился, упрямым стал.

И тогда Докуевы переправили стрелки агитации на бедную Кемсу. Все Шахидовы и просто односельчане советуют ей отказаться от надела, и в обмен за это колхозный коттедж на свое имя оформить, Докуевский участок с домом в Ники-Хита взять и плюс ко всему сво-боду сыну вымолить. Несчастная Кемса не знает, как ей быть. Она всегда была категорически против любых сделок с