– Да ты что?! – смеется Домба-Хаджи. – Ничего не будет, так, двух-трех самых хилых и беззащитных для видимости посадят, а вас – лидеров пальцем не тронут, небось еще спасибо скажут.

– А спасибо-то – за что? – трясется все равно Албаст.

– Как «за что»? Я присутствовал на одной встрече с вашим лидером так называемой оппозиции. Так вот он говорил, что полный чайник вскипит, потом недопитый остывает, а дров и огня уже нет, израсходовали. Он это, как я помню, красивым словом назвал, по-моему, энтропия… Объяснял, что энергия в мире не исчезает, она взаимопревращаясь, теряет работоспособность… Короче, пар выпущен.

– А кто еще, кроме тебя и лидера, при разговоре был?

– Не скажу, – лыбится Домба-Хаджи, – лучше ты скажи, кем в Чечне хочешь быть?

– Нет, сынок! Не поддавайся соблазну! – закричала Алпату. – Хоть ты, Албаст, не лезь в это дерьмо. Я умоляю тебя! Хоть ты человеком останься, не приведут они к добру, ведь ты-то своего отца знаешь…

– Замолчи, дура! Что ты в политике, да и в жизни понимаешь? Разжирела на моем горбу, умной стала. Хочешь, голодай как все, на базарах в мороз и зной сутками стой, своих внучек в проститутки отдай…

– Вот-вот, вот к чему вы народ привели! Ублюдки!

– Замолчи, сука! – замахнулся Домба-Хаджи.

– Не трожь мать! – вступился Албаст, легко оттолкнул отца.

– Хм, тоже мне, защитник! Как нищий стал, облагородился: о матери, народе, родине вспомнил! А чем ты раньше, когда миллионы у народа воровал, думал? Пойдешь министром – долги отработаешь.

– Нет, сынок, уезжай… я тебе деньги дам.

– А у тебя откуда деньги? Значит, ты меня обворовала?

Вопли, проклятия, ругательства и плач наполнили дом, двор Докуевых, и так это долго длится, и все несносней мат, что двое охранников Домбы-Хаджи вышли за ворота, а сторожевые псы, скуля, полезли в погреб… После обличительно-ликующих речей лидеров Ичкерии по телевизору, передачи прекратились, одновременно погас свет в городе. Непроглядный мрак и гробовая тишина овладели столицей, где-то в зарослях Сунжи протяжно, истошно завыл зверь.

– Неужели в городе волк? – испуган голос юного охранника.

– Все мы волки… гордись! – с хрипотцой ответил второй.

И вновь тишина, только изредка в разных концах автоматные очереди, и охранники Докуева гадают, когда выстрелы в воздух, когда в цель… может в живую…

Грозный. 1993 год. Город снова сдан, но еще стоит.