Хорошо знавшему каждый закоулок Кузнечных рядов, ускользнуть от преследователей труда ему не составило. На чердаке Самойлов впервые опробовал маузер, взятый на 33-й версте Витимского тракта. Из анохинского пистолета и поразил двоих в темном дворе дома Гроховского.

Немного погодя, в одном из дощатых сортиров, был обнаружен прятавшийся там Тимофей Гроховский. Этим улов ночной операции и ограничился.

Тяжелораненого Фоменко привезли в госпиталь Красного Креста. Михаил Баташёв ни на минуту не отходил от начальника. У него обнаружились две раны – одна в ногу, другая – в живот. Осмотревший Дмитрия Ивановича доктор сокрушённо покачал головой, перевел глаза на Баташёва и медленно прикрыл веки.

– Мы ничего не можем сделать, товарищ. Он – безнадёжен…

Не приходивший до этого в сознание Фоменко, словно от пронзительного взгляда Михаила, медленно открыл глаза, тяжело, отдельными словами, но внятно выговорил:

– Миша…

– Здесь, Дмитрий Иванович! Здесь! – суматошно расталкивая лекарей, Баташёв навис над Фоменко, стремясь попасть под его взгляд. – Здесь я, Дмитрий Иванович!

– Миша… Ключи… сейфа… Документы к себе… Миша… Деньги там… немного… Зине…

– Всё, всё понял! Говорите, Дмитрий Иванович, дорогой!

Но больше Дмитрий Иванович ничего не сказал, вновь потеряв сознание.

Около двенадцати часов дня его не стало. Бандитский выстрел оказался смертельным.

1

Почернел лицом Лев Николаевич, постарел сразу на десяток лет. Лавров поразился вмиг происшедшей с директором ГПО перемене.

– Как же вы недоглядели?..

Лавров молчал, понимая, что сейчас любые объяснения бессмысленны.

– Баталовых брать немедля! – резко распорядился Бельский. – Из старшего всю душу вытрясти о Самойлове и тех, кто был с этими субчиками на хребте! Самойлова – искать! Днём и ночью! Хватит игрища-антимонии разводить! Собираем всех! Для главаря оставим только одну лазейку – Цупко. Организуй с Павликом нашим срочную встречу, проинструктируй детально… Давай действуй!

Бельский сдернул трубку телефона, постучал по рычагу дежурному. Когда тот вырос на пороге, приказал:

– Сейчас же доставить ко мне из арестного Бурдинского!

Опухший от выпитого накануне, с трясущимися руками, бывший партизанский орёл в угрюмой понурости опустился на стул.

Бельский был официален:

– Бурдинский Георгий Ильич, тысяча восемьсот девяностого года рождения, русский. Урожденный села Маккавеево Маккавеевской волости Читинского уезда. Так?

Допрашиваемый молча кивнул.

– Не кивать, а отвечать, как положено!

– Бурдинский… Из Маккавеево… Точно так…

– По профессии столяр, образование – ремесленное училище… Когда это, интересно, успели?

– Дык…

– Напустил туману! Так-с… В эркапэбэ с двадцать первого года… Примазался, гад, благополучия дождавшись!

Бельский не смог сдержать нахлынувшего гнева, но тут же взял себя в руки. Бурдинский ещё ниже склонил голову.

– Отвечайте на вопросы, арестованный. Что вы знаете о Косте Ленкове как предводителе шайки бандитов?

Бурдинский вздрогнул, поёрзал на стуле, с готовностью ответил:

– Костю Ленкова я знаю, как партизана и как анархиста. Знаю его лично очень хорошо, а также его местожительство знаю…

– Нынешнее?

– Нынче он по хазам ночует, а ранешне жил в Куке… Вот, про Куку это я…

– Знали ли вы, что Ленков – уголовный преступник, которого разыскивают для предания суду?

Бурдинский вытер рукавом пот, крупными каплями выступающий у него на лбу.

– Мне об этом товарищ Аносов… буквально-таки… вот рассказал… Мол, Костя, то есть, стало быть, бандит Ленков, причастность имеет к убийству товарищей Анохина и Крылова…

– Какую причастность?

– Слушок, дескать, такой ходит… – развёл руками Бурдинский. – Ну-де, он, Ленков, продавал оружие, принадлежавшее Анохину и Крылову. А до этого я Костю Ленкова считал, как анархиста, своим парнем…

– Неужели вам, Бурдинский, не приходилось слышать о знаменитом и неуловимом бандите, ужасе для жителей Читы и её окрестностей?

Бельский с презрительной усмешкой оглядел обильно потеющую, неопрятную фигуру, сгорбившуюся на стуле.

– Что же, вы о бандитских похождениях этого, как вы говорите, «своего парня» ничего не слышали ни в этом, ни прошлом году? Газет не читаете, от знакомых не слышали?! Прямо, в пустыне живете!

– Так я в Чите и двух месяцев не нахожусь-то. До этого был всё время на границах Дэвээр. А газет я, каюсь, совсем не читал и не читаю. И со знакомыми на эти темы не приходилось беседовать… До вчерашнего дня, когда Аносов… Я Костю последний раз только и видел в начале двадцать первого года, а в этом годе ни разу и не встречал… Знал, конешно, что Ленков в городе свободно живёт…

– Откуда вы знали, что Ленков свободно живёт в городе Чите?

– Так это… Когда я ездил вверх по Ингоде, по сбору госпродналога, то встречался с председателем сельского комитета села Новая Кука, который мне и сказал, что Костя проживает в Чите. Плохого о Косте Ленкове он мне ничего не сообчил…

Почти два часа длился допрос Бурдинского. Смахивая крупные капли пота с больших залысин и облизывая сухие губы, тяжко страдающий с похмелья Гоха выглядел жалко.

Но похмелье и страх перед грозным ведомством, в котором он очутился, не мешали ему продолжать наполненные детской наивностью попытки махом убить двух зайцев. И себя выгородить, и перед директором ГПО бандитским пособником не выступить.

Наконец, окончательно запутавшись в своих показаниях, когда дело коснулось ночного похода на квартиру Аносова, Бурдинский поднял на Бельского глубоко посаженные точечки мутных глаз и взмолился:

– Гражданин Бельский! Христом Богом заверяю – в сговоре ни с кем не был! С пьяных глаз бес, – язви его в корень! – попутал! Ещё поначалу, кады у Фильки-Медведя стакан хватил – голова колесом пошла, ничего не помню… Память, охо-хо, апосля застолья совсем смутная… Вроде ещё в подвале пили… Со всей партизанской совестью клянусь!..

– Совесть свою давно вы пропили, Бурдинский! И партизанскую, и человеческую! И ответственное поручение сорвали! Замечательный человек из-за вас погиб! – ударил кулаком по столу директор ГПО.

– Неужто мы Аносова… по пьяному делу?! – вскочил со стула Бурдинский.

– Не переигрывайте, Бурдинский… Ишь, руки-то заломил! Только на сцене и выступать! – Лев Николаевич выругался, зло глядя на обросшего седой щетиной, неопрятного увальня. – Если бы не Аносов, ещё неизвестно каких дел вы бы натворили, пьянчуги хреновы!