— Сынок! — Лариса Сергеевна бросилась к сыну, как только тот вышел из машины и, лишь оказавшись в крепких объятиях, позволила себе пустить слезу.

— Все хорошо, мам. Сегодня…  кончилось.

— Я так боялась! Я…  не ожидала! Я так рада, что все разрешилось…  хотя бы пока.

— Я тоже.

— Ты ужинал?

— Он тут?

Лариса Сергеевна отпустила руки сына и пожала плечами:

— Нет.

— Я не ужинал и ужасно голоден, — улыбнулся Михаил в ответ и, обняв кутающуюся с пушистую белую шаль мать, повел ее в дом.

Часом позднее с помощью иночей Михаил наблюдал за собравшейся у ворот его особняка толпой. Камеры на периметре и новостных стрекозах — геликах, как называли их сами журналисты, передавали во всей полноте происходящее несколькими километрами впереди.

— Останови, — приказал Вася машине.

— Я же сказал, что еду домой в любом случае, — устало возмутился Михаил.

— Я должен дождаться указаний Григория, Михаил Юрьевич. Извините.

— Не торопясь езжай вперед, — приказал Михаил, и машина тихо тронулась.

— Да, — тем временем внимал Вася указаниям шефа службы безопасности, — нет, не уверен.

Михаил поймал озабоченный взгляд телохранителя в зеркале заднего вида.

— Боюсь, да…  присылай. Останови, твою мать! — поднял голос Вася, — я же сказал!

— А я сказал ехать домой, — глухо повторил Михаил, снимая иночи и встречаясь взглядом с Васей.

Впереди, колыхаясь и помелькивая разноцветными огнями, виднелась сплошная — от забора до забора — толпа. Над ней розово-сиреневыми голограммами подрагивали и путались лозунги. Заполнившим улицу людям не нужно было оборачиваться в сторону крадущихся к особняку машин. Им не требовалось гадать, кто скрывается в салоне за ярким светом фар. Все до единого смотрели в иночах трансляцию геликов над головами и благодаря всевозможным идентификаторам — от паспортных чипов до маяков в машине — определенно знали, что цель их митинга приближается.

Вася приказал машине съехать на обочину и остановиться.

— Заблокировать двери. Михаил Юрьевич, может все же в офис? Куда!?

Михаил открыл дверь до того, как машина включила блокировку, и неторопливо направился к дому. Вася догнал его через несколько секунд и выставил ладони, остановив попытку схватить шефа за плечо.

— Ради бога, Михаил Юрьевич, что вы творите!?

— Идите к черту, — отмахнулся Михаил и убрал руки в карманы пальто.

От второй машины подбежали клоны и привычно рассредоточились вокруг шефа.

— Они могут быть вооружены, — убеждал Вася.

— Могут.

— Зачем вы это делаете? Зачем?

— Я просто хочу домой, Вася. Пока у меня еще есть дом.

— Но зачем сейчас, когда это так опасно? Что и кому вы пытаетесь доказать?!

— Вась, я не дочка Джоффри. Делай свою работу молча.

Увидев, как Олег спереди, шедший чуть правее, подобрался и ссутулился, Михаил наоборот расправил плечи. Он чувствовал физическую усталость, но адреналин придал сил и уверенности.

Вася надел иночи.

— Ответьте Григорию, пожалуйста.

— Нет.

— Это неразумно! — выдохнул телохранитель беспомощно.

— А меня уже давно не считают разумным.

— Но ведь это не так, это не про вас…

— А этих людей ты считаешь хуже меня? Считаешь, они не имею права высказать свое мнение? Бороться за то, во что верят? Добиваться желаемого любой ценой? Так?

— Я…  не…

— Они пришли ко мне домой. Я выслушаю их. Возможно, я окажусь единственным человеком на Земле, кто готов их услышать. Посмотрим, найдут ли они, что сказать.

— Вы не понимаете: они же подогреты, они опасны, они не говорить приехали!

— Сегодня с утра мне пришлось искать доказательства, что я не живой проект, а вечером практически пожалеть об этом. Через две недели в нескольких странах вступит в силу указ о наделении живых проектов статусом людей и граждан, а люди до сих пор не могут уразуметь, что человек — это не статус. Они хотят выказать свое презрение торговцу клонами-рабами, но покорно кидаются на тех, на кого укажет их собственный хозяин. Знаешь, Вась, это даже не смешно: чего мне бояться?

— Их численного превосходства, физической расправы, Михаил Юрьевич.

— Если это метод людей, я не хочу считаться человеком. Если они найдут довод против моего права на жизнь и неприкосновенность, я пойму, что проиграл.

— Да как же вы не понимаете, это не игра!

Михаил засмеялся и не ответил, потому что в десятке метров перед ним в изумленном молчании замерла зажатая с обеих сторон заборами частных участков толпа.

Михаил молча разглядывал подсвеченные голубоватым светом иночей щеки и пытался отыскать в живой стене пред собой хотя бы одну пару глаз. В какой-то момент ему показалось, что люди впереди не понимают, что он стоит прямо перед ними. Когда слева кто-то снял гаджет с лица, Михаил обернулся.

— Юля, — узнал он, и не успевшая погаснуть улыбка вновь обнажила зубы.

Женщина вышла из толпы и, недоверчиво поглядывая на телохранителей, подошла чуть ближе.

— А ты растешь…  — усмехнулся Михаил беззлобно. — Зачем вы все здесь?

— Это митинг против узаконенного рабства, — ответила Юля, и Михаил полной грудью вдохнул морозный воздух и с коротким смешком выдохнул облако пара.

— Через две недели вступит в силу закон о наделении живых проектов теми же правами, какими обладаете вы. Так что мой вопрос в силе: зачем вы здесь?

— Да что с ним говорить?! — воскликнул молодой парень, сдергивая с лица иночи и выступая вперед. Через мгновение он уперся грудью в выставленную вперед ладонь Олега. Вероятно, преодоление пути до цели не считалось проявлением агрессии.

— Его охраняют клоны! — заметил кто-то из толпы.

— Хотите, я сам отвечу на свой вопрос? — повысил голос Михаил.

— Валяй, Королев! — тут же согласился мужчина вдалеке.

— Так я и думал…  — беззвучно пробормотал глава LPI и вздернул подбородок, чтобы и самые дальние гости имели возможность слышать его. — Здесь собрались два типа людей, два типа граждан, не имеющих возможности пересечься в обычной жизни из-за разницы в социальном положении. И если вы еще в состоянии быть честны сами с собой, вы узнаете себя в моем описании. Я назову вас «левые» и «правые». И когда вы узнаете себя в одной и сторон, займите ее. Посмотрим, кого окажется больше.

— Он заговаривает нам зубы! — догадалась женщина далеко слева.

— Пусть попробует, это даже забавно! — отозвалась девушка по другую сторону дороги.