— Я тоже ее не видел! Но именно на это дело сошлется «Русь», когда Крышаев будет оспаривать акции LPI после твоей смерти.

— Я еще раз повторю…  кстати, Ольга должна была ее уничтожить.

— За эту услугу ты устроила им отпуск в моем же поместье?

— Господи, но откуда ты все узнаешь? Это уму непостижимо! Да, за эту. Но судя по всему этого уже не требовалось?

— Нет, не требовалось. Итак, по сути, они могут располагать только копией бумажной подшивки почти двадцатилетней давности?

— Да, и в ней наверняка все данные разбиты как обычно в делах живых проектов, но по сути являются данными настоящего человека, твоими.

— А чем они отличаются от данных живых проектов?

— Да откуда же я знаю?!

— Ну, тогда как я докажу?

— Позвони…  Степану Денисовичу хотя бы.

— Мам, ты можешь сейчас спуститься в лабораторию?

— Я не буду прятаться, Миша, даже не проси!

— Ради меня.

— Миша, ни ради тебя, ни ради кого бы то ни было, я не пожертвую своим достоинством. Если я не заслужила права чувствовать себя в безопасности в собственном доме и в семьдесят лет жить по собственным правилам, то зачем вообще дальше жить?

— И это они меня называют несговорчивым…  — пробубнил Михаил, — Иванов возвращает в офис Крышаева в качестве надсмотрщика.

— Имеет право, — пожала плечом мать.

— Я знаю…  ладно, до связи. Будь осторожна, — Михаил отключился и тут же набрал Арктику, — Степан Денисович, простите за поздний звонок…

— Здравствуй, Миша.

— Если перед вами положат две подшивки личных дел с разбивкой по параметрам, как у нас обычно расписывают данные живых проектов, как вы отличите подшивку частного живого проекта от настоящего человека?

— Место инкубационного периода.

— Утроба.

— Вот как…  — Степан Денисович вывел картинку на стену своей гостиной. Теперь собеседники могли видеть друг друга. — Количество доноров, наличие синтетики, вмешательство инженеров.

— Если у живого проекта два родителя, они готовы ждать естественный инкубационный период…

— Если в материалы были внесены изменения — это живое проектирование, если нет, то естественное зачатие или искусственное оплодотворение.

— Где искать информацию об этих изменениях?

— Я уже сказал: наличие синтетики, любое вмешательство в материал.

— Так, хорошо. Вы сможете все это повторить и доказать что перед вами дело человека, а не живого проекта?

— Доказать? Кому?

— Для начала — собранию акционеров, а потом, если понадобится выступить с опровержением — суду.

— Наш основной акционер — «Русь». Ты хочешь, чтобы я что-то доказывал властям?! Я пока еще в своем уме.

— Степан Денисович, вам же ничего не грозит. Вы выступите как специалист с авторитетным мнением.

— Миша, во что ты пытаешься меня втянуть?

Михаил коротко улыбнулся, отдавая дань праву собеседника оказаться трусом.

— Ни во что такое, из-за чего вы могли бы поспешно согласиться быть запертым на Арктике-1 в течение срока контракта.

Степан Денисович пожевал усы и кивнул:

— Спокойной ночи, Миша. Надеюсь, ты решишь свои проблемы. Без меня.

За окном было пасмурно и хмуро. Михаил сидел в кресле отца и взирал на мир исподлобья, с агрессией затравленного зверя, готового к последней схватке. В кабинете было пусто. За стенкой сидела Лена. Она думала о том, что шеф обязательно найдет выход из сложившейся ситуации.

В нескольких километрах западнее в кабинете профессора Королева его вдова смотрела на корявые ветви вишни за окном и думала о жизни после смерти и любимом человеке, ждущем ее где-то там…  на небесах.

Еще западнее, в особняке Петра, так же глядя в окно на высокий забор, о смерти думала Ольга.

О том, как жить дальше, думал Петр, готовя завтрак для себя и любимой женщины.

О том, что все меняется к лучшему, глядя на лицо спящей рядом женщины, думал Александр. Она должна была уже выйти из дома, чтобы не опоздать на работу, но Александр не торопился ее будить.

О том, что люди не меняются, думал Глеб Саныч, глядя в бинокль на людей, скидывающих мусор в овраг. О чем думал малой, кипятя воду для того, чтобы залить продовольственный паек для малоимущих, бывший хирург не знал.

О том, как бы ни забыть отправить письмо Александру перед последней «процедурой», думал Федор Иванович, засыпая.

Пять руководителей генетических проектов «Живого проекта», отказавших Михаилу в помощи, думали о спокойствии и безопасности. Ввиду последних событий, когда положение сына профессора Королева стало столь шатко, никто не хотел ссориться с властями, к которым в скором времени могут перейти бразды правления компанией.

Николай Крышаев смотрел в спину женщины у окна и думал о том, что у всего есть своя цена. Впервые в жизни его посетили сомнения в том, что цена за грядущую власть — справедлива.

— Ты опоздаешь на собрание, — предупредила Лариса Сергеевна, услышав мужа или почувствовав взгляд в спину.

— Ты тоже должна там быть.

— Что?! — Лариса Сергеевна поспешно обернулась.

— Поехали со мной.

Женщина всматривалась в лицо Николая и не верила в услышанное.

— Слышишь?! Поехали со мной! Собирайся!

— Нет, Коля…  ты это заварил, ты и расхлебывай.

— Но я не могу, Лара…  я просто не могу!

— Тогда найди специалиста с достаточным для твоих дружков авторитетом, который докажет, что та подшивка — липа.

— Липа?

— Да, Коля, липа. Оружие против друзей. Юра мог предусмотреть все, кроме моей измены…  моего предательства…

— Как ты узнала? — после паузы тихо спросил Николай.

— Полчаса назад Стас намекнул моему сыну, что не позволит контрольному пакету попасть в его руки. Тебе нравится чувствовать себя ключевой фигурой? Впервые в жизни ты не на вторых ролях, Коленька. Чувствуешь восторг? Счастлив?!

Николай удивленно усмехнулся и потянулся к часам — свадебному подарку новоиспеченной супруги. Сняв их, он подошел к столу и аккуратно положил аксессуар на столешницу:

— И я все еще жив? Или ты планировала набрать код, когда я буду на шоссе?

Лариса Сергеевна закрыла глаза и отвернулась к окну.

— Что тебя удивляет? Ты же всегда знала, что если меня заставят выпить яд, я приму его только из твоих рук.

— Если бы ваши смерти могли что-то изменить! Если бы на ваше место уже не стояла очередь таких же подонков, а мой сын мог жить и работать спокойно…  это бы имело смысл.