«Помните ли вы еще, как покойный король Пруссии заявлял, будто Гельвеций признался ему, что программа философов призывает низвергнуть все троны и что «Энциклопедия» написана ни с какой иной целью, но лишь с желанием уничтожить всех королей и все религии? Помните ли вы также, что никогда не хотели считаться одним из философов? Конечно, вы правы, что не желали быть отнесенным к illuminati — просветителям, потому что их единственной целью, как показал опыт, является разрушение»{1055}.

Когда с Петропавловской крепости начали палить пушки, объявляя, что лед на Неве тронулся, Екатерина написала Гримму о своем прежнем идоле: «Вы говорили мне, что однажды отомстите Вольтеру за его вклад в подготовку революции и укажете действительных ее авторов. Прошу вас, сообщите мне их имена и скажите, что вы о них знаете»{1056}. Если в свои самые мрачные моменты Екатерина размышляла о поддержке, которую когда-то оказывала философам, то она должна была чувствовать себя Франкенштейном, который помог спустить на мир монстра с привязи. Но существуют признаки, что ее память по этому поводу стала избирательной и что она чувствовала себя скорее преданной, чем одураченной.

Разочарование стареющей Екатерины лишь обострилось из-за вспышки проблем в Польше. Тадеуш Костюшко, патриотически настроенный офицер, принимавший также участие в Войне за независимость Америки, поднял в Кракове мятеж, быстро перекинувшийся в Варшаву, где в апреле повстанцы убили или захватили в плен более трех тысяч русских. Были отдельные случаи неповиновения в Вильно, в Литве и в Курляндии. 20 апреля, за день до шестидесятипятилетия Екатерины, Платон Зубов сообщил о ситуации Совету. Русские войска совместно с прусскими и австрийскими выступили против восставших, которые 29 мая потерпели поражение у Хелма. К середине июля Екатерина уже обсуждала с Пруссией третий — и окончательный — раздел Польши, узнав из вскрытой переписки пруссаков, что Фридрих Вильгельм II решил получить равные доли с Австрией.

Восстание было решительно и окончательно подавлено украинскими войсками под руководством генерала Александра Суворова, который заслужил позорное имя «душитель Праги» (имелся в виду укрепленный пригород Варшавы). 29 октября это привело к сдаче Варшавы. Суворов арестовал революционных лидеров, в том числе и короля, разоружил польскую армию и конфисковал королевские регалии.

31 декабря 1794 года закончился срок найма воспитателя великого князя Александра — Фредерика Цезаря де ла Арпа. Некоторое время Екатерина подозревала ла Арпа в либеральных настроениях и возможных симпатиях к революционерам, но в любом случае она считала, что семнадцатилетний — к тому же женатый — Александр не нуждается более в воспитателе. Сам Александр был подавлен увольнением ла Арпа, которого считал своим близким другом. Письмо, которое он написал воспитателю, узнав, что тот уезжает, показывает, как глубоко несчастен был молодой человек, как ненавидел он двор Екатерины и как боялся будущего:

«Вы достаточно хорошо знаете интерес, который я питаю к вам и ко всему, что касается вас; нет нужды повторять это; поэтому вы понимаете, мой дорогой друг, какую боль я должен испытывать, думая, что вскоре буду отделен от вас, особенно оставаясь один при дворе, который я ненавижу, предоставленный условиям, суть которых заставляет меня содрогаться… Мне остается единственная надежда — думать, что я смогу увидеть вас снова через несколько лет, как вы сами мне сказали. Однако из того, что вы сказали в своем письме, мне представляется, будто ваше увольнение почетно. До свидания, мой дорогой друг. Будьте уверены, что я до последнего вздоха весь ваш и что я никогда не забуду того, чем обязан вам, и всего, что вы сделали для меня»{1057}.

Еще одна императорская внучка, Анна, родилась седьмого января 1795 года; через неделю ее крестили. По словам ее бабушки, она была еще одним ужасным ребенком. Затем, на следующий день после крещения Анны, ее двухлетняя сестра Ольга умерла из-за мучительной болезни, во время которой она не могла прекратить есть. Хоть и искренне сопереживая страданиям маленькой девочки, Екатерина отнеслась к этой трагедии в своей обычной манере, отказавшись на ней задерживаться. Без сомнения, она поощряла родителей поступить так же.

Теперь Екатерина направила свое внимание на поиск подходящих партий для следующих по очередности внуков, Константина и Александры. Для последней Екатерина наметила наследника своего покойного кузена Густава III Шведского. Эту идею предложил еще Потемкин, в декабре 1789 года, после окончания войны со Швецией, написав императрице: «Сделай все возможное, чтобы привязать к себе Швецию. Почему бы для этой цели не пообещать выдать одну из великих княгинь за их принца? Право, благодетельница, это было бы хорошо, очень хорошо»{1058}.

Екатерина обсудила эту возможность с Густавом, который тогда был еще жив — и кажется, он одобрил идею. Его наследник, молодой принц, о котором шла речь, официально числился его сыном, хотя вопрос, был ли печально известный своими гомосексуальными наклонностями Густав его реальным отцом, остается открытым. Ходили слухи, что король обманом заставил жену вступить в сексуальную связь со своим конюшим, графом Мюнком, и что Густав-Адольф стал плодом этого союза. Но для династического брака данный вопрос был чисто академическим. Густав IV Адольф был теперь королем Швеции, хотя еще несовершеннолетним и некоронованным, а правление осуществлял его дядя и регент герцог Сёдерманланд.

Екатерине нравилась мысль, что Александра станет королевой Швеции, но не было особой спешки, поскольку обе стороны были еще слишком молоды. Так она и написала Гримму: «Молодая дама вполне может подождать, пока король достигнет совершеннолетия, прежде чем решится ее судьба, потому что сейчас ей всего одиннадцать лет, и она вполне утешится, если он сбежит от нее, посчитав, что это будет его потеря»{1059}. Ситуация с Константином была более неотложной, так как, по словам бабушки, он завидовал семейному положению своего брата и хотел подражать ему и в этом. Екатерина начала поиски предполагаемой невесты шестнадцатого апреля, попросив Гримма взглянуть на дочерей княгини Мекленбургской и как следует прояснить отношение этого дома к религии.

Польша была фактически поделена на части в 1795 году; Россия аннексировала Курляндию и Земгалию 15 апреля. Король Станислав Август отрекся от престола позже в этом же году. Одним из результатов этого раздела стал наплыв