девчонка с цветами, ветер в ветре, буря в урагане… — о, знаю тебя, девочка от Храма! — свет мой тихий, и порой — те-мный! и порой — жгучий и опаляющий… страстная из всех страстных… прекрасная из прекрасных, русская из русских… ты для меня — избраннейшая для всего моего творческого _а_к_т_а, сказал бы швейцарский отшельник476. Ты отлично знаешь немецкий язык, и перевод — «Ди Зоннэ дер Тодтэн» — его хвалили крупнейшие немецкие писатели477, — мог бы тебе быть подспорьем. Ты, конечно, в нем найдешь недостатки, — ты, ведь, тонкая искунья, ты вон во мне то находишь, подчас, чего мне и во сне не снилось… — когда надо меня шпынять и плескать. Напиши мне, — под силу ли тебе голландский язык. Во всяком случае, если ты откажешься, ты могла бы быть самым авторитетным истолкователем труднейших и невнятных для чужого уха и сердца мест моей страшной эпопеи. Кроме сего, — забыл об этом сказать моим корреспондентам, — я для голландского издания, как и для всех последующих, — как и для нового, немецкого, (если будет разрешено включенье!) включаю две новых главы: «Туман» и «Панорама»478, — последняя особенно важна, — «страшней такого приговора русской интеллигенции, ее известной части… еще никто не выносил в русской литературе»479, — писал когда-то Амфитеатров, назвавший — первый, аза ним и другие — эту эпопею… — шепну, только тебе! — «ге-ни-а…» — оставлю бесхвостым: это неопределимое понятие. Впрочем, чего же греха таиться… «Нью-Йорк Таймс» — я тебе выпишу его статью — назвал же «Солнце мертвых» — космическим извержением, в сравнении «с фейерверком гениального Карлейля»480, его «Революции». Сейчас от тебя письмо, от 20481, — еще не получила моего радостного и за ним еще 2?! Ну, я покоен, теперь-то получила! Я спешу, только поцеловал письмо, — тебя! — крикнул — пучеглазочка моя! — к твоему портрету, таращилка! — прочел первые строчки, и оставил лакомиться на-после, как дети с шоколадкой или огромной грушей. — Вижу, там твой «рассказ» — о, ми-лка, о, ангелёнок, о, детёнок, о, котенок, ласточка, бабочка —!!! — во всех смыслах! — глубинная, малинная, душистая, душащая, дышащая — о, как бурно и как не-жно… вся — любовь… вся — ласка, моя кроткая Оля! — Как я т. л..! Ты будешь писать, ты страстная, и тебя закрутит чудесный бурный вихрь искусства… но и мучитель же! — и — щедрец же! и — пьянящий же чародей! — Мы с тобой будем купаться-играть во всех его тонкостях-тайнах, До… сладострастия! Понимаешь, как дети купаются и как люб-ки! Да, да… можно пьянеть им, творчеством… — и _в_с_е_ отдать, и так в нем отдаваться друг другу… — если оба страстные в одном, — ив таком огромно-бездонном! — как никаким люб-кам и не снилось! Ну, я увидал там строчки… и целую тебя. На-после… А сейчас спешу, надо на почту, много корреспонденции, и много еще забот дня. В 5 ч. еду к друзьям Сережечки…482 в Версаль, очень ждут, приезжали и взяли слово. Караимочка сердится, что я забыл ее, что я… хочу в Голландию. А, плевать… — я _о_д_н_у_ чародейку вижу, ею грежу… — чистую мою, небесную золотиночку. Ольга, дай мне твой пальчик, чуть укусить..? дай мне губку, верхнюю, чуть приложусь глазом… щекотну ресницей… дай же мне, — наконец, — твою ножку… чуть погладить… дай мне твое сердце, я его обожгу своим! Ольгуна, Олюна, лю-ночка моя… я посвящу «Солнце мертвых» моему Сережечке… — и как бы я был счастлив, если бы это было — _н_а_д_ твоими строками! Я не смею думать, что ты можешь согласиться… взяться за перевод… но это было бы для меня… чудесным обрученьем! Но… главное-то — ты тут встретишь много препон. Ведь надо найти орган печати, и вполне авторитетный, _ч_и_с_т_ы_й, — безусловно! Прежде издатели — больше — евреи и под-евреи… — ненавидя «Солнце мертвых» — чуяли!!! — отделывались от ван Вейка покойного — а он уже был ректором Лейденского Университета, — «это зе такая тяжелая вещь, а читатели хотят отдыха и отвлечения от сует времени и своих печалей… и это для издательства — _н_е_в_ы_г_о_д_н_о_ — книга не оправдает себя…» Вот что говорили! А в Германии прошло — при тя-жести книги! — не менее 20 тыс. экз., и она давно бы перевалила и за 30–40 тыс., если бы не задержка в изданиях… по условиям времени, бумаги и проч. Ныне получено разрешение — на… 1 тыс. экз.!!! Конечно, это не ремарковское — бездарное «На западе все спокойно»483, — там жидовское издательство раздуло с благословения либерально-демократического правительства — губившего Германию — в буйную рекламу, — что выделывали!!! — и миллионный тираж бездарности и разлагающего пасифистско-жидовского яда — лессэ-пассэ[222], все прекрасно! — да, далеко не ремарковское, — он же и _с_е_л! — в «Солнце мертвых» в каждой строке тревога, укор, подземный толчок, страдание… и _о_н_и_ все это понимали и ставили преграды, как «Протоколам сионских мудрецов»484, как книге Форда…485 _В_с_е_х_ _о_н_и_ победили, а «Солнце Мертвых» все еще светит с жестяного неба… — таким они его сделали! — на-время!! — и будет светить, и в этом свете они слышат себе отходную, звон шиллеровского погребального колокола…486 Ольга, ты возьмешься — или — испугаешься? В подыскании издательского органа может помочь тебе Грондейс и Хааз… — не знаю — кто еще, я же никого в Голландии не знаю. Моих там три книги вышло487. Ван Вейк помог бы. Но если и отклонишь, я буду покоен, — моя маленькая Ольгуночна… огромная моя Ольгуна будет увлечена _с_в_о_и_м, будет в работе, поймет, наконец, что есть у ней огромная цель жизни, всю захватывающая, топящая, — искусство и… дружба-любовь Ваника, чудака в жизни, — всю жизнь обратил — «в трепет без конца». Ты мне напиши. Как я хочу писать..! Сегодня спал лучше, но — мало — часов пять. Мало свободы мне, — многое дергает, отвлекает. Арина Родионовна теперь три раза в неделю ходит. У меня чисто! светло!! Я каждый день полощусь, всегда пол мокрый, — а я не терплю, сам берусь «сушить», — я не могу без обтираний, без плесканья. Из-за страха не увидеть тебя, я уже не лезу в холодную ванну, — ду-ша у меня нет, — а лишь поливаю себя губкой, трусь, одеколонюсь… — делаю гимнастику легкую… — и когда вчера запрыгал перед доктором на-цыпочках… — тот сказал — «а я так не мог бы, отяжелел, устал…» А я как перышко в ветре, и — не задохнусь, после двухсот прыганий даже. — Ну, Ольгуночка, ответь мне. Спасибочко за письмо. Ты теперь уже узнала — из письма от 17-го488 что я, слава Богу, здоров, с 9-го