Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Написал Грондейсу[221] в Гаагу о возможности — ли? — перевода «Солнца мертвых» и печатании в газете или журнале. Не знаю, есть ли образцовый переводчик. «Солнцу мертвых» надо образцовый. Дело не в гонораре мне, дело — дать голландцами _н_у_ж_н_о_е_ о большевизме. Да м. б. голландские газеты и журналы не очень-то рады разить то, что я уже искусством поразил, раздавил. Если приеду, узнаю; лично можно скорей добиться толку. Есть там m-lles де Хааз473, переводили «Мери», печатали ее в старинной газете474, но переводили «на-цыпочках», должно быть, по-институтски. Нужен переводчик-художник… где он? Грондейс — автор книги «Византийское искусство» и журналист, профессор, вряд ли годится, он не знает русского языка — в искусстве; нужен _с_в_о_й_ в языке, в языках! Где он? Не Козлюха или Изаксон (* Так и не ответила, читала ли по-голландски мои книги? Скверный перевод? Как ты отворачиваешься от меня — не можешь меня читать! Потому, что ты тогда ложного, выдуманного тобой держишь, и я не _в_х_о_ж_у.). Ну, Грондейс может меня свести с издателями. Ну, неважно, если не сбудется. Голландцы и по-немецки могут читать. Жду от Земмеринг, о новом издании «Солнца». Из Швеции. Если тебе удобней, я на Сережу буду писать. Скажи. Я не хочу ставить тебя в затруднение. Благодарю, милка, за ласковое, письмо, я отвык от них. Ах, как надо выспаться! Зачем ты писала Серову?! Бумагу я достал, но дамский размер. Эта кончается у меня. Не требуй, чтобы я писал часто, — это берет у меня силы, нужные для работы — ты знаешь меня: я не могу быть хладным, и если я работаю — я горю, а если я горю — сгораю. Разве тебе нужна отписка? Я тебя _в_з_я_л, и ты во мне творишься. Или этого мало тебе? _Т_о_б_о_й_ многое творится во мне. Верь же, как это сильно. Ты всегда со мной, ты — я. Любовь не только — _и_с_х_о_д_ в речи, но и — держание. Скрепление, отстой. И только тогда «свидание» — свет слепящий.
Целую, люблю, моя детка, моя бесценная, Олюнка моя! Хочу к тебе! Твой Ванёк, Ваня
[На полях: ] Заклинаю: гони мнительность! Тьму! Ты для — света. И тогда я буду — светлый.
Дай мне точный адрес Сережи.
Прошу: ясно напиши о здоровье, бывают ли кровотечения из почки? Боли? Ради Бога, не уходи в хозяйство! Храни себя!!!
Господь с тобой, моя _т_и_х_а_я… нежная. Ею останься, Олей, как я сразу тебя почувствовал и полюбил.
Олюночка, не рань чувства укорами и «болями».
194
И. С. Шмелев — О. А. Бредиус-Субботиной
27. VIII.42 10 утра
Олюнка, послал Грондейсу, профессору, письмо, с запросом о возможностях печатания перевода «Солнца мертвых» в каком-нибудь значительном периодическом органе печати, — журнале или газете, — т. к., полагаю, издание книгой трудней в теперешних условиях бумажного рынка. Сегодня послал m-lles — они обе старые девицы! — де Хааз, — переводили «Мери». Но эти переводчицы очень «старые институтки» и потому цирлих-манирлих и проч., — какой же у них м. б. свободный мах!? А для перевода «Солнца» нужна крепкая сила языка и душевная прозрачность, тонкость… Козлова исключается, за свободное обращение с языком, которого она совсем, кажется, не знает. И тут меня охватило тревожное чувство, и, конечно, с ним связана дума о тебе, мое золотце! Моя Ольгунка, л… гунка… — всегда «лжет» самой себе, своему сердцу, когда сомневается в Ванюрке!.. — моя Олюна, Олюша, Ольгушонок мой… может все истолковать зиг-заг-ом… и обернет против меня: «а обо мне и не подумал! я для него — слишком „мужичка“, ничто…» — и проч. Нет, моя девочка, моя капризка, моя любовь… нет и нет! Ты для меня — _в_с_е. Понимаешь ты, что такое — _в_с_е? Ты ничего не понимаешь, ты — Олёнок-глупёнок. Целую тебя в глупые глазки… Знаешь, с тобой говорю в эти утра? «Ну, что, моя девочка… довольна ты? получила три письма? что, пучеглазка моя, таращилка..? довольна душенька?..» — и т. д. Внезапный посетитель, застав такой разговор с ни-кем — для него, скажет — «он спятил?» Нет, не спятил, а… — никто не поймет, кто ты для меня. И вот, я решаюсь тебя шевелить… Меня удерживало — что? 1: Не хотел я, чтобы ты волновалась, кипела, шмыгала… 2: — хотелось — и хочется, как всегда хочется… тебя! — чтобы ты работала над своим, ибо ты, дурёха, не сознаешь, _к_т_о_ ты! — чтобы писала, творила, жила тем же, чем твой — истерзанный — тобой! — я шучу… — Ванёк. И потому не заикался. Но ты же меня можешь заклевать, и потому вот что: «желаете, милая Ольга Александровна, — тут уж — официально, почтительно и по-секретарски… — т. е. тут ты как секлетарша моя… — обиделась, а? — желаете участвовать в переводе „Солнца мертвых“ на канальский язык?» — от слова «каналы» — «кано-канар-канайи»475, по ненавистному мне похабному Вольтеру! — Я не знаю, как ты в голландском, но во всем свете не нашлось бы лучшего истолкователя для «Солнца мертвых». Ты чувствуешь все тонкости русского языка, и _м_о_е_г_о, в частности, — ты музыкальна предельно, — внутренно-музыкальна, ты вся — _п_е_с_н_я, ты вся — _п_о_е_ш_ь, такая уж у тебя гармоника-душа, виолончель, рояль концертный. Ты,