Четверо рабов заносили в дом тяжелые кадки с водою, Твор и проскочил за ними, никто и не спросил зачем да куда, – не рабское это дело спрашивать, на то у ворот страж имеется, мосластый парняга с дубиною, мимо которого да мимо псов вошь и та не проскочит, не говоря уж о каком-то там отроке. Ну, а раз здесь он, значит – пропущен, значит – зван, значит – так и должно быть.

Неслышно скользнув вместе с рабами в полутьму дома, Твор притаился за кадками. Хорошее было место, удобное – и темно, и от очага тепло, и все, что вокруг делается, видно. А дела в волхвовской избе творились странные. Полностью лишенная одежды Радослава возлежала на широком ложе, составленном из трех скамеек, накрытых тяжелой ромейской тканью. Левой рукою девушка опиралась на подложенную под голову кошму, в правой держала серебряный кубок, из которого время от времени отпивала и как-то неестественно смеялась. Твор невольно залюбовался сестрой – какая она все-таки красивая! Длинные стройные ноги, узкая талия, живот – плоский, как точильный камень, грудь… не большая, но и не маленькая… Творимир неожиданно покраснел, почувствовав, как нахлынуло вожделение – это к собственной-то сестрице, невесте Рода! Отрок быстро перевел взгляд на жрецов – те сидели за столом, что-то пили и откровенно таращились на девчонку, свистящим шепотом отпуская скабрезные шутки. Радослава-то их не слышала – судя по пустым глазам и дурацкому смеху, она, похоже, уже парила в каком-то своем мире, – а вот Твору все было слышно прекрасно, и услышанное вовсе не прибавляло уважения к волхвам, а сестрицу почему-то становилось жалко.

– Ишь, красивая девка, – отхлебнув прямо из корца бражки, усмехнулся толстомясый Кувор. – Такую можно с хотеньем попользовать, а, брате Чернобог?

– Уймись покуда! – грозно прикрикнул на него Чернобог. – После меня отпробуете, как и с прочими было. А сейчас не время еще, вон, девка-то не доспела. – Повернувшись к девушке он умильно улыбнулся: – Пей, пей, дева!

– Пью, – засмеялась Радослава. – Питье у тебя, волхв, уж больно пьяное.

– Так ведь ничего не жаль для невестушки!

Волхвы противно загоготали, а возлежащая на ложе девушка томно смежила веки.

– Эвон, девка-то, – старый волхв Колимог ткнул в бок Кувора, – как бы не заснула!

– Заснет – разбудим, – захохотал тот. – Верно, брат Чернобог? А ведь такую красу можно было бив наложницах оставить, а?

– Не стала б она наложницей, – скривился Чернобог. – Горда больно. Что ж, тогда пусть подыхает лютой смертию да думает, будто станет невестою Рода. Так он ее и ждет, дурищу!

Жрецы снова расхохотались.

«Что они говорят такое?! – с ужасом подумал Твор. – „Лютая смерть“, „дурища“, „горда больно“… Это ведь они про сестрицу! Опоили уже чем-то… А та-то и впрямь поверила… Ой, не зря хмурилась матушка Хотобуда, не радовалась, а мы-то, дурни… Спасать надо сестрицу, спасать!»

Решив так, отрок еще более затаился и, почти не дыша, слушал. Впрочем, волхвы уже больше не говорили – действовали. Первым начал Чернобог. Поднявшись из-за стола, он скинул портки, подбежал к ложу, погладил лежащую Радославу по животу и, издав звериное рыканье, навалился на нее, задергался, оглаживая заскорузлыми ладонями податливое девичье тело.

– Умм! – дергаясь, рычал Чернобог, потом отвалился в сторону, уступая место передравшимся между собой жрецам.

– Я сначала, я! – брызгая слюной, кричал Колимог. – Я ведь старше!

– Ах, ты так, старая колода? – Толстый Кувор с неожиданным проворством схватил лежащий на лавке посох и изо всех сил звезданул старика по хребту. Тот взвыл и выхватил из-за пояса нож.

– Уймитесь вы! – Чернобог наконец поднялся с ложа. – Чай, на всех хватит невестушки. – Он глухо захохотал, пошел в угол – Твор распластался по полу и прикинулся тенью, – помочился в кадушку и, довольный, возвратился к ложу. – А ну, подвиньтесь, братие! Да переверните-ка ее на живот. Во-от…

Радослава никак не реагировала на все, что с ней делали, лишь легонько стонала. А вот Твор… он стал серым от ужаса.

– Похотливые твари, – с ненавистью шептал он. – За что вы ее так? За что? – Из ярко-голубых глаз отрока катились крупные злые слезы. Творимир уже примерился схватить лежащий на столе нож да броситься на похотливцев… Однако сдержался. Так он сестре не поможет. Все равно убьют. Принесут в жертву… Тоже мне – «невестушка Рода». Что же, однако, делать? Что делать? Пожаловаться вождю, старому Житонегу? Так ведь Радослава объявлена невестою Рода – и все, что сейчас делали с ней жрецы, может, так и должно оно быть? И все равно – гнусно… Да и не станет Житонег ссориться с могущественным волхвом из-за какой-то там девки. Мало ли в роду дев?

– Ну, все, братие! – вдоволь натешившись, решительно заявил Чернобог. – Кликните бабок, пусть вымоют девку да готовят к ночи.

Кто-то – кажется, Колимог – проворно подскочил к двери.

– Эй, Чернозема, Доможира, Хватида!

Волхвицы уже толпились в сенях, словно давно дожидались зова. Быстро, без суеты, вошли в горницу, подхватили под руки спящую, глупо улыбающуюся Радославу и понесли через сени в другую избу.

– Ну, вот и славно. – Надев порты, Чернобог потер руки. – Теперь еще одно дело. Дожидается тут меня один охотничек от соседей, из рода куницы. Но вам его не доверю, сам позову – сие дело тайное.

Подмигнув соратникам, волхв вышел наружу. Отсутствовал он недолго, Твор так и не сумел незаметно покинуть свое убежище, только собирался, выбирал подходящий момент, вот уже привстал, приготовился выпрыгнуть – и тут же хлопнула дверь.

Вошел Чернобог в сопровождении неприметного человечка в овчинном полушубке и кожаных постолах, с охотничьим луком за плечами. Человечек уселся на лавку, поближе к очагу, протянул к горячим углям руки – видно, озяб.

– Испей-ка лучше медку, брат Ждажире. – Чернобог подвинул гостю кувшин. – То Ждажир, кудесник из славного рода куницы, – повернувшись к жрецам, пояснил волхв. – Дело у него к нам… Да и у нас к нему. Тут все свои, говори, Ждажире!

– Дело вот в чем, – с видимым удовольствием отведав стоялого меда, тоненьким голоском произнес гость. – По твоей, брат Чернобог, просьбе мы со всем усердием бросились приносить жертвы, и так случилось, что озлобили против себя почти весь род, особенно молодых воинов. Больше всех воду мутит Ардагаст, сын убитого старосты Витенега. Вот бы ваши воины его убили! Было бы просто прекрасно.

– Но наш род соболя не ведет войны с родом куницы, – озабоченно проговорил Кувор. – Иль я не прав?

– Прав. – Чернобог зло прищурился. – И это плохо, что не ведет. Народ отвык от крови. Скоро и у нас совсем не будет