Джо не ответил. Притащив инструментальный ящик обратно в гостиную, он с помощью Розы и Томми сумел спустить гроб с козел на пол. Затем Джо поднял висячий замок, взвесил его в руке, дважды стукнул по нему указательным пальцем. Отмычки, подарок Корнблюма, единственная реликвия того времени, которой Джо по-прежнему обладал, были у него в чемодане. Впрочем, замок был довольно дешевый, и он несомненно без особых усилий мог его сорвать. Уронив замок обратно на засов, Джо взял из инструментального ящика ломик. Как только он это сделал, ему впервые пришло в голову подивиться, как это Голем сумел его найти. Поначалу его появление в гостиной дома на Лонг-Айленде казалось до странности неизбежным, словно все эти пятнадцать лет Голем неотступно следовал за Джо, точно зная обо всех его перемещениях, и теперь наконец его догнал. Однако, изучив некоторые из приклеенных к ящику этикеток, Джо понял, что Голем всего несколькими неделями раньше пересек океан. Как он узнал, где его найти? Чего он ждал? Кто мог реально вести слежку за его передвижениями?

Пройдя к противоположной от замка стороне, Джо всадил ломик в щель между крышкой и остальным гробом, как раз над головкой гвоздя. Гвоздь взвыл, раздался щелчок, словно сломался сустав, а затем сразу вся крышка отскочила, как будто ее резко толкнули снизу. Воздух мгновенно наполнился пьяняще-сырым запахом глины и речной пены заодно с летним зловонием, богатым памятной нежностью и печалью.

— Грязь, — заключил Томми, тревожно глядя на мать.

— Джо, — сказала Роза, — но ведь это… ведь это же не прах.

Весь ящик на глубину примерно семи дюймов был полон мелкого порошка, голубино-серого и переливчатого, который Джо сразу же узнал по своим детским походам на берега реки Влтавы. Эту субстанцию он тысячу раз соскребал со своих ботинок и смахивал с брюк. Соображения тех, кто страшился, что, удаленный от вскормившей реки, Голем может разложиться, оказались верны.

Роза подошла к гробу и присела на корточки рядом с Джо. Затем обняла его за плечи.

— Джо? — спросила она.

Роза подтянула Джо к себе, и он просто к ней привалился. Совсем расслабился, и теперь только Роза его держала.

— Послушай, Джо, — некоторое время спустя сказала Роза. — Ты правда думаешь купить «Эмпайр Комикс»? У тебя есть миллион долларов?

Джо кивнул.

— И еще целый ящик грязи, — добавил он.

— А эта грязь из Чехословакии? — спросил Томми. — Можно ее потрогать?

Джо кивнул. Томми кончиком пальца ткнул грязь, точно ванну с холодной водой, затем погрузил туда всю свою кисть.

— Она мягкая, — сказал мальчик. — Приятная на ощупь. — Он принялся шарить ладонью в грязи, словно что-то нащупывая. Очевидно, Томми все еще не готов отбросить мысль о том, что это трюковой ящик.

— Там больше не должно ничего быть, — разочаровал его Джо. — Извини, Том.

«Как странно, — подумал Джо, — что гроб настолько тяжелее теперь, когда Голем по-прежнему там». Затем он задумался, не добавили ли в ящик к первоначальному грузу еще какую-то грязь, но это казалось невероятно. Затем Джо вспомнил, как Корнблюм той ночью процитировал какую-то парадоксальную мудрость насчет големов, фразу на иврите насчет того, что вес Голему придает именно его неестественная душа; необремененный ею, глиняный Голем становится легким как воздух.

— Так-так, — вдруг сказал Томми. — Ага. — Явно что-то такое нащупав, он наморщил лоб. Возможно, одежда гиганта осела на дно ящика.

Томми достал из грязи пятнистый бумажный прямоугольничек. На одной стороне прямоугольничка были напечатаны какие-то слова. Бумажка показалась Джо знакомой.

— Эмиль Кавалер, — прочел Томми. — Эндикрон… эндикрано…

— Это моего отца, — сказал Джо и взял у Томми старую визитную карточку доктора Кавалера, припоминая паучий шрифт и давно исчезнувший телефонный номер. Должно быть, карточку давным-давно тайком положили в нагрудный карман колоссального костюма Алоиза Гашека. Джо сунул руку в гроб и взял оттуда пригоршню жемчужного ила, просыпая его сквозь пальцы и задумываясь о том, когда именно душа Голема вновь вошла в его тело и возможно ли, что во всем этом прахе заключено больше одной души, отчего гроб так тяжел.

Подкомитет по расследованию подростковой преступности юридического комитета сената собирался в Нью-Йорке 21 и 22 апреля 1954 года для выяснения роли комиксов в воспитании малолетних преступников. Показания, данные свидетелями в первый день, известны гораздо лучше. Среди экспертов, издателей и криминалистов, призванных двадцать первого числа, трое стоят в общественной памяти особняком — в той мере, естественно, в какой люди вообще запомнили слушания. Первым был доктор Фредрик Вертхам, видный и в высшей степени благонамеренный психиатр, автор книги «Совращение невинных», который, как морально, так и популярно, являл собой ту самую мотивирующую силу, что стояла за всей полемикой касательно вредоносных эффектов чтения комиксов. Добрый доктор давал показания предельно пространно, порой бессвязно, однако в то же самое время живо, страстно, благородно и с определенным вызовом. Сразу же за Вертхамом выступал Уильям Гейнс, сын прославленного изобретателя комиксов Макса Гейнса и издатель «Энтертейнмент Комикс», чью графическую направленность на создание комиксов в жанре «хоррор» он весьма красноречиво, но с фатальной неискренностью защищал. Наконец в тот день подкомитет заслушал общество газетных иллюстраторов, представленное Уолтом Келли из «По-то» и великим Милтоном Каниффом. Старый идол Сэмми с юмором, сарказмом и хитроумным презрением целиком и полностью предал своих собратьев по перу, передавая их на руки сенаторам Хендриксону, Хеннингсу и Кефоверу для публичной порки, соблаговолят последние таковую устроить или нет.

События второго дня слушаний, когда туда был приглашен Сэм Клей, гораздо менее известны. Сэмми выпало несчастье давать показания следом за двумя весьма неохотными свидетелями. Первым из них был человечек по имени Алекс Сегал, издатель ассортимента дешевых «образовательных» книжек, которые он рекламировал на последних страницах комиксов. Этот самый Сегал поначалу упорно отрицал, а затем чистосердечно признал, что однажды его компания — чисто по случайности — продала известным порнографам списки имен детей, откликавшихся на ее рекламные объявления. Вторым неохотным свидетелем стал один из вышеупомянутых порнографов, почти до комизма продувной на вид и обильно потеющий неудачник с бельмом на глазу по имени Сэмюель Рот, который сперва выторговал пятиминутный перерыв, а затем отпросился со слушаний на том основании, что он уже обвинен штатом Нью-Йорк в продаже порнухи, а следовательно, по закону не может давать показания. Таким образом, к тому времени, как свидетельское место занял Сэмми, умы членов подкомитета были еще больше обычного заняты каверзными вопросами порока и безнравственности.

Ключевой фрагмент стенографического отчета о слушаниях гласит следующее:

СЕНАТОР ХЕНДРИКСОН: Скажите, мистер Клей, знакомы ли вам персонажи комиксов, известные как Бэтмен и Робин?