– Понятно… Вернее, ничего не понятно. Ладно… Что делается для предотвращения авиакатастрофы?

– Вы разрешите, Юрий Владимирович?

Посетитель кивнул на большую карту СССР, шторки по бокам были раздвинуты, давая возможность окинуть взглядом 1/6 часть суши от Калининграда до Сахалина.

– Да, пожалуйста.

Генерал Константинов подошёл к карте и взял указку.

– Рейс сам по себе достаточно сложный. Маршрут идёт вот таким образом: Одесса-Киев-Челябинск-Новосибирск-Иркутск-Хабаровск-Владивосток. Причем, до Новосибирска летит один борт, а там его меняют на новый. Экипаж так же меняется. В сообщении указано, что авария произойдет при посадке. А именно в результате потери скорости самолета, которая возникла при совокупности ошибочных действий экипажа при пилотировании самолёта в сочетании с неправильными, а именно завышенными из-за возможного нарушения герметичности динамической системы питания пилотажных приборов показаниями указателей скорости в условиях дефицита времени на малой высоте в сложных метеоусловиях.

– То есть виноват экипаж?

– Не только. Тут ещё приборы могли барахлить. В общем, мы связались с Главным управлением гражданской авиации. Сказали, что возможны нештатные ситуации при посадке этого рейса в Иркутске 25 июля. Порекомендовали более тщательно подготовить самолет в Новосибирске и обратить внимание на состояние экипажа.

– Не интересовались они, откуда у нас столь внимание к этому рейсу?

– Ну как же, первым делом стали вопросы задавать. Им ответили, что есть данные о возникновении нештатных ситуаций. Откуда информация – не их дело, так как не имеют необходимого допуска.

– Лихо выкрутились, – прищурился Андропов.

– Ну а как ещё говорить? – положив указку обратно, Константин Михайлович вернулся на место. – Ещё и предупредили, что, если авария все же случится, отвечать будут по полной программе.

– Хорошо, – покивал председатель КГБ. – Будем надеяться, что всё обойдется… Теперь ко второму вопросу. Вы ознакомились с письмом, которое мне адресовано?

– Конечно, – вновь подобрался Константинов. – Предлагается перейти на несколько иной способ общения, вариант которого будет изложен в письме на имя Абрама Семёновича Гмурмана, отправленного до востребования на Главпочтамт.

– Узнали, кто это такой Гмурман?

– Нашли одного, полностью совпадают имя, отчество и фамилия. Гмурман Абрам Семенович, родился в 1898 году в Одесской области в семье портного. Был четвёртым ребенком из пяти. В 1909 году семья перебралась в Одессу. С детства проявил недюжинный талант музыканта, обладая практически идеальным слухом. Играл в местных кабаках на скрипке и фортепьяно. В 1921 году женился на Софье Моисеевне Либерман. Через два года они перебрались в Москву. В 1923 году у них родился сын Иосиф. Сам Гмурман работал музыкантом в различных ресторанах, но два года спустя получил серьезную травму кисти и про исполнение музыкальных произведений пришлось забыть. На своё счастье встретил знакомого, который работал в консерватории и по его протекции был туда устроен в качестве настройщика. Где и работает по сей день, несмотря на достаточно солидный возраст. Слух-то у него по-прежнему идеальный. Там на него буквально молятся, Юрий Владимирович!

– Дальше-то что?

– Ну а дальше… Сын с музыкой не задружился, стал технарем. Окончил сначала училище, а потом ВТУЗ при заводе «Серп и Молот». Работал мастером в литейном цехе. В 1944 году, несмотря на бронь от завода, добровольцем пошёл на войну. Погиб смертью храбрых в апреле 1945 года при освобождении Вены. Посмертно награждён орденом Красной Звезды. Жена Софья умерла два года назад – неоперабельная опухоль поджелудочной железы, – вздохнул генерал. – Так, что сейчас наш Гмурман один живет.

– Хм, интересно… Откуда такие подробные данные?

– Так он мне сам всё это рассказал. Живет он в Скатерном переулке, от меня в двух шагах. Ребятки установили его маршрут на работу и с работы. Не менялся несколько дней. От Консерватории по Большой Никитской до сквера Алексея Толстого напротив церкви Вознесения. Там сидит минут двадцать-полчаса, а потом уже домой. Вот в этом скверике мы с ним и пересеклись как бы случайно. Интересный человек, доложу я вам, Юрий Владимирович… Ну, в общем, это всё лирика. Помочь в получении письма согласился сразу. Вот каждый день мои сотрудники его до почтамта довозят, провожают к окошку. А сегодня письмо пришло.

– Да вы что, Константин Михайлович! Битый час мне про этого Гмурмана голову морочите…

– Юрий Владимирович! Письмо всё равно пока в лаборатории. С ним работают специалисты. По моим прикидкам минут через десять-пятнадцать должны принести.

– Ну если только в лаборатории… Не думали, почему всё-таки Гмурман?

– Думал, – нахмурился гость. – Почти уверен, что это простое сочетание фамилии, имени и отчества. Представьте, если бы письмо было бы адресовано Иванову Петру Степановичу? Очередь из Ивановых по всей Кировской растянулась бы.

– Тем не менее очень редкое сочетание. А что вообще эксперты говорят?

– Да не особо много они говорят. Выражают уверенность почти на сто процентов, что это мужчина, имеющий высшее образование. Пока на этом всё.

Андропов сделал глоток остывшего чая, Константинов, глядя на хозяина кабинета, тоже отпил и даже взял из вазочки сушку.

– Негусто. А ваше личное мнение, Константин Михайлович?

– Личное? – Константинов отставил стакан и мгновенно проглотил остатки разжёванной сушки. – О чём только не думали и какие только версии не предлагали. Вы знаете, я тут даже время нашёл и сходил в Московское общество книголюбов. Там у них что-то типа секции любителей фантастики есть. Стругацкие выступали. Шло обсуждение их повести «Обитаемый остров». Не читали, Юрий Владимирович?

– Как-то времени не хватает на беллетристику.

– Спорная по своей идеологии вещица. Но я не про неё. Когда обсуждение вроде бы стало к концу подходить, мой сотрудник вопрос задал Стругацким. Мол, не хотят ли они книгу написать про нашего современника, который, допустим, в сорок первый год попал за месяц перед войной?

– Кхм, интересно. И что ответили Стругацкие?

– О, там такое началось! Самих писателей перекричали. Один в зале кричит, что надо срочно к Сталину или Берии прорываться, предупреждать о войне. Другой о ядерной бомбе, третий об автомате Калашникова… В общем, сыр-бор и дым до небес. Потом встал один мужчина, пожилой такой. Да, говорит, расстреляли бы его к чертовой матери через неделю – и всего-то. Другое дело, если бы он сам в себя по каким-то причинам смог перенестись и ума бы хватило не высовываться. Вот тогда, наверное, мог и выжить. И даже может какую пользу стране принести.

Андропов покачал головой, улыбнулся уголками губ.

– Да-а… Фантастика.

– Согласен. Но тут не только в фантастику поверишь, но вообще во всякую чертовщину.

На столе Андропова зазвонил телефон. Тот поднял трубку, выслушал, сказал:

– Да, принесите пожалуйста.

Зашёл секретарь и положил на стол распечатанный конверт. Андропов подвинул его гостю.

– Читайте,