– Вы мне не кажетесь монстром, – заметила Ана.

– Я не монстр. И мой оригинал тоже. Он всегда старался избегать кровопролития. Но если сочтет целесообразным не избегать его, то и не станет. Например, когда речь идет о небольшой и очень точной хирургической операции. А сейчас он уж точно готов на решительные меры.

Последнюю фразу робот проговорил с таким усилием, что Торн решил поинтересоваться:

– Почему именно сейчас?

– Потому что ему слишком дорого обошелся путь сюда. – Робот повернул проволочную голову, обводя всех взглядом. – Клавэйн предал то, во что верил четыреста лет. Уверяю, это далось ему нелегко. Он солгал друзьям и покинул их, зная, что это единственный способ достичь цели. А недавно он принял ужасное решение уничтожить того, кого отчаянно, беззаветно любил. Это причинило Клавэйну огромную боль. Поэтому перед вами не вполне точная бета-копия Клавэйна. Меня записали до этого события.

Голос Вольевой зашелестел вновь, и все посмотрели на нее.

– Так настоящий Клавэйн не похож на вас?

– Я набросок, сделанный перед тем, как на его жизнь пала чудовищная тьма. Могу лишь догадываться, до какой степени мы отличаемся. Но я бы на вашем месте не испытывал терпение нынешнего Клавэйна.

– Психологическая война? – прошипела Илиа.

– Простите?

– Ведь вы именно для этого явились? Не договориться о чем-нибудь разумном, а нагнать страху.

Робот опять поклонился – неуклюжая механическая скромность.

– Если бы мне удалось вас запугать, моя миссия была бы выполнена на отлично. Как я уже сказал, Клавэйн не любит попусту проливать кровь.

– Но если вы все же не прочь ее пролить, то явились по адресу, – ответила триумвир Илиа Вольева. – Бойню устроить – это как раз по мне.

Вскоре после разговора она впала в заторможенное, дремотное состояние. Данные диагностики перестали скакать, спектры нервной активности упростились. Ана и Торн несколько минут молча смотрели на ушедшую в забытье женщину, гадая, заснула она или глубоко задумалась и важна ли сейчас разница между размышлениями и сном.

Следующие шесть часов пролетели быстро. Хоури с Торном вернулись на транспорт, пообщались с помощниками и услышали с немалым облегчением, что за время визита к триумвиру крупных беспорядков не произошло. Были мелкие вспышки недовольства, но в основном люди спокойно приняли объяснение насчет разницы в давлении воздуха. Потом беженцам объявили, что трудности преодолены, сообщение о разнице в давлении – всего лишь результат неисправности датчика, высадку можно начинать в соответствии с планом. В нескольких сотнях метров от шлюза, в той части «Ностальгии», где присутствовало искусственное тяготение и не слишком разгулялась капитанская болезнь, Хоури с Вольевой постарались замаскировать ее самые заметные и неприятные проявления.

Отведенное ресургемцам место было сырым и холодным. Хотя его постарались сделать максимально пригодным для жизни, оно здорово смахивало на склеп. Внутри большого трюма воздвигли перегородки, чтобы разделить пассажиров на группы по сто человек, и каждое получившееся отделение разгородили на множество мелких, где в относительном уединении могли жить семьи. Первый трюм способен был вместить десять тысяч пассажиров – столько их будет еще через четыре рейса шаттла. Но привезенных шестым рейсом уже придется селить в другой части корабля. А тогда тайное неизбежно станет явным: людей доставили на корабль, пораженный страшной заразой и, паче того, поглощенный и трансформированный собственным капитаном. То есть ресургемцы в прямом и переносном смысле стали паразитами в капитанском теле.

Хоури не сомневалась, что за этим открытием последуют паника и бунты. Скорее всего, придется ввести военное положение, причем еще строже, чем на Ресургеме. Будут жертвы беспорядков и, наверное, показательные казни – чтобы запугать и принудить к повиновению.

Но и это покажется мелочью, когда всплывет последняя, самая страшная истина: триумвир Илиа Вольева все еще жива – и является главным организатором эвакуации.

Вот тогда начнутся настоящие проблемы.

Хоури смотрела, как транспорт отчаливает, маневрирует, ложась на курс к Ресургему. Тридцать часов полета, да и погрузка-разгрузка может занять до пятнадцати часов. Торн вернется через два дня. Сохранить порядок до этого срока – дело сложнейшее, настоящий подвиг, как восхождение на высоченную гору.

А потом будет еще девяносто восемь рейсов…

Но не стоит забегать вперед. Надо идти себе потихоньку, шажок за шажком. К этому Хоури приучили на Окраине Неба, вбив ей в голову военную премудрость: большую задачу надо дробить на мелкие, которые нетрудно решать. Так можно справиться с работой любого масштаба.

Вдали, на другом краю системы, продолжалась война. Вспышки напоминали лихорадочные всплески нейронной активности в умирающем, подстегиваемом имплантатами мозге. Несомненно, Вольева знала о происходящем. Возможно, знала и бета-копия Клавэйна. Но триумвир заснула, а бета, если ее спросить, скорее всего, выдаст порцию искусной лжи. Значит, остается капитан. Он уж точно должен что-то знать.

Хоури отправилась на тайный склад. В полуразвалившемся лифте поехала к трюму, где хранились орудия, как делала прежде сотню раз, но всегда в сопровождении Вольевой. Почему-то этот поход в одиночку казался обманом, дерзкой проказой.

Как и раньше, на складе царили таинственный сумрак и невесомость. Хоури застопорила лифт, влезла в скафандр, нацепила двигательную систему. С замиранием сердца подождала, пока откроется шлюз, и вот она плывет в темноте. Включила тягу, полетела, стараясь побороть чувство неловкости и страх, всегда возникавшие вблизи этих пушек. Ана включила систему навигации, дала ей время запеленговать расставленные на складе маяки. На визоре нарисовались серо-зеленые контуры с подписями. Расстояние – от десятков до сотен метров. Паутина монорельсов, вычерченная сплошными резкими линиями, рассекала трюм под разными углами. Пушек на складе заметно убавилось.

Перед вылетом Хоури на Ресургем их было тридцать три. Потом Илиа вывела восемь штук наружу. Но даже беглый взгляд на картинку дал понять: осталось не двадцать пять орудий, а гораздо меньше. Ана переместилась глубже в трюм, пересчитала артсистемы снова – на тот случай, если неисправны маяки.

Нет, подозрения оправдались: на борту лишь тринадцать пушек. Два десятка страшилищ неизвестно куда подевались.

Хотя догадаться несложно. Когда Илиа вывела за борт восемь штук, еще дюжина отправилась за ними. Вместе они улетели на другой край системы, и теперь там полыхает так, что видно даже с подлетающего шаттла.

То ли Вольева, то ли кто-то другой послал двадцать орудий на войну с ингибиторами.

Интересно, кто в ней одержит верх?

«Знай своего врага», – мысленно повторил Клавэйн древнюю мудрость.

Но ведь своего врага он не знал. Совсем.

Клавэйн сидел один в рубке «Света Зодиака» и напряженно думал: руки лежат на столе, пальцы сплетены, веки смежены, лоб изборожден морщинами – ни дать ни взять гроссмейстер, готовящийся к главной в его жизни партии. Над столом трехмерная проекция, детальный многослойный чертеж субсветовика, хранящего давно утерянное сочленителями оружие.