готовы нас уничтожить. Под Нарвой у проволочных заграждений толпа беженцев, которых эстонские часовые ругают и не пропускают. Люди остаются с детьми на ночь на морозе и на снегу. Редкая черствость эстонцев. Пришли в Низы. Войска тьма. Помещений абсолютно нет.

15-го. Низы. С фронта сведения, что красные заняли деревни Медвежек и Черное. Большая ошибка высшего начальства, что разрешало офицерам и чиновникам жить со своими семьями. В какую деревню ни придешь, все занято частными лицами. Из ста тысяч человек, считающихся на казенном довольствии, приходится 20 тысяч штыков. На дворе холод.

16-го. Криуши. С утра некоторое волнение среди войска. Части и обозы стали спешно выезжать в тыл, и к обеду Низы опустели. Мы уехали в 1 час дня на Криуши по прескверной дороге. Было холодно, ветрено и гололедица. Подводы скользили с дороги в канаву или болото. Пробирались среди нескончаемого обоза через Усть-Жердянск и ночью прибыли в Криуши на Нарове у границы Эстонии. Деревня битком набита войском. Несмотря на мороз, двери хижин открыты, и оттуда валит пар. Там негде яблоку упасть. Расположились на ночь у костров среди поля и мерзнем.

17-го. Криуши. Провели неважную ночь, ибо спать не приходилось. Лицо от костра горело, а спина мерзла. Ветер разносил искры, которые выжигали дыры на шинелях. Ветер перешел в шторм. Эстонцы ставят препятствия к переходу через границу (река Нарова служит границей). Ждем конца переговоров нашего правительства. Хлеба нет, выдают муку, которая у костра неприменима. Располагаемся еще на ночь у костра.

18-го. Криуши. За прошлую ночь у костра все почернели. В два часа утра на 18-е число нас подняли на ноги, перевели все части обоза через Нарову на три версты вглубь, в лес, где и разместились как могли. Остаток ночи провели у костра и ждали весь день дальнейшего перехода, но напрасно. Предстоит еще ночь у костра. Лес болотистый. Мороз сильный, не менее 18 градусов.

19-го. Около шоссе на Мецкюль. Трудно спать на морозе, без укрытия. Выстроили что-то вроде шалаша. Продувает. Землянки не строим, ибо лес на болоте. Лес, однако, редеет с поразительной быстротой. Люди начинают заболевать. Лошадям нет корма. Нам дают муку, и мы печем блинчики у костра, что не может заменить хлеба.

20-го. Холод все усиливается. О сне и думать нечего. Ежимся у костра и прожигаем по неосторожности то одеяло, то пальто или сапоги. С полверсты от нашего лагеря эстонские солдаты напали на подпоручика Силгайля, побили его и отняли револьвер и кинжал с поясом. Среди эстонских солдат сильно развито хулиганство. Ежедневно нападения с грабежами, особенно воруют лошадей. Говорят, что в Нарве такие же хулиганы убили русского офицера, князя Вяземского, бросив его со скалы в Нарову. Леса больше нет, его весь вырубили.

Заходил к нам подпоручик Юренберг с печальными известиями о всеобщем положении на фронте и эстонских отношениях. Видно, что нашему походу конец. Все только и думают, как убраться отсюда.

22-го. По дороге на Замокрос. Сведения, что наша дивизия уйдет отсюда в глубь Эстонии, к вечеру оправдались. При проходе деревни Черное эстонская застава, пропуская наши обозы и войска, отнимала у нас оружие, патроны, пулеметы, сабли и др. Только у офицеров и 10 солдат оружие не отняли. Дорога шла по узкой и высокой дамбе через болотистые места. Тяжелые фургоны скользили задними колесами и благодаря узкой дороге скатывались вместе с лошадьми вниз по дамбе в трясину. Большей частью не было возможности спасать ни обоз, ни лошадей, которые с каждой минутой все больше тонули. Чтобы освободить несчастных животных от страданий, их на месте пристреливали. Я по дороге насчитал 300 павших лошадей. Шли всю ночь. Было темно и холодно. Ноги еле двигались. Усталость невероятная.

23-го. Замокрос (Эстония). К 1 с половиной часу ночи прибыли в Замокрос. Все избы были переполнены солдатами до того, что пришлось остаток ночи просидеть на пороге одной избы. Итак, это восьмая ночь под открытым небом, при 15–20 градусах мороза и без горячей пищи. Говорят, что при стоянке в лесу в одной части замерзло 6 человек солдат.

24-го. Деревня Замокрос. Прошлая ночь на соломе показалась раем. Только вши, которых развелось несметное количество, не давали покоя.

Наша армия накануне развала. Мы во власти эстонцев. Положение на днях должно выясниться. Юденические деньги, которыми нас наградили, нигде не принимаются. Вечером приехал с фронта полковник Дыдоров и утешает хорошими известиями.

25-го. На дворе оттепель, и глубокий снег усиленно тает. Решили ликвидировать роту и людей отпускать домой на родину. Нет смысла оставаться.

26-го. Наши дела все хуже. Начинаем отпускать людей, и сами скоро улетучимся. Эстонцы относятся к нам вызывающе: они нападают на наши обозы, крадут лошадей и вещи. Им мало того, что мы им оставили на границе, много составов поездов, паровозов, орудий, лошадей и др.

29-го. Дамл опять жалованье ненужными деньгами Юденича.

30-го. Несмотря на воскресенье, настроение неважное, ибо положение невыясненное. Упаковал ненужные вещи для отправки в Юрьев, к капитану Эшольцу. Перемена в командном составе. Какой смысл? Накупил почтовых марок Северо-Западной армии. Латвия принимает к себе и офицеров.

Декабрь, 1-го. Русская газета сообщает, что Русская армия перестала существовать и войска будут интернированы в Цернове и Гап сале. Вот так положение! Надо удирать, пока не поздно. Вечером вернулся из Нарвы подпоручик Силгайль и сообщил, что латвийский представитель отправляет желающих в Латвию. Запись только несколько дней. Решил завтра уехать, ибо эстонцы приступают к интернированию. Подпоручик Вундерлих из батареи и еще 80 человек уже уехали.

2-го. Нарва. Встал в 6 часов утра, до 9 покончил дела с ротой, уложил вещи, распрощался с оставшимися и вместе с поручиком Силгайлем отправился пешком в Нарву. С трудом удалось записаться у латышского представителя из-за плохого знания латышского языка. Капитана Эшольца поразил мой отъезд, и он неохотно отпустил меня. Полковник Дыдоров приказал сперва подать копию свидетельства на увольнение. По окончании всех формальностей мы сердечно распрощались с полковником Дыдоровым и его супругой. На днях они хоронили своего единственного маленького сына. Маленький Юрий был любимцем всех ливенцев.

Павлов

Ливенцы (письмо с фронта)257

Они прибыли на фронт в то время, когда фронт изнемогал от полного отсутствия резервов, под сильным давлением неприятеля. Первое впечатление было – немцы. Но, несмотря на ненавистную германскую форму, их новое и удобное обмундирование явилось предметом зависти всего фронта. И вооружены они были хорошо, и снаряжены… А у нас люди ходили изорванные, разношерстные; многие босиком, без