в словах, ему не хватает дыхания. Он так судорожно вздыхает, будто с этим вздохом уходят его последние силы. Мое сердце усиливает эту состязательную гонку, что я сам еле перевожу дух в небеспричинном изумлении. — На всё воля божья, друг мой, значит, должно было этому случиться: любимая девушка родила нам двоих прекрасных сыновей, вызывающих в нас чувства гордости… Кому, если не нам, отцам, пожелать молодым не совершать тех же ошибок, которые совершили мы…

Отец не издаёт ни писка, ни малейшего всплеска голоса. На глазах Ника выступают слезы, родным платком он судорожно протирает глаза. Потрясённый, тронутый от слов Ника, я взглядом — но он даже не смотрит на меня — призываю ему садиться. Он опускается по воле своего состояния, впихивая в себя еще одну горсть таблеток. Тайлер, у которого налилось кровью лицо, находящийся в таком же стрессе, что и я, складывает руки за спину, и взирает куда-то в потолок закрытыми глазами, приподняв голову. Первый раз я вижу слезы на эмоционально крепком человеке. Он так растроган, так взволнован, что топорщатся жилы на его шеи. При виде его мокрых глаз меня самого окутывает невольный трепет. И его взяли за душу слова, произнесенные чистосердечно несчастным, тяжело раненым жизнью.

Ник делает ещё одну попытку, чтобы услышать обратную связь, и сотрясающимся голосом произносит:

— Мы не знали, что так всё обернётся. Я не виню тебя, сам напортачил немало. Но давай признаем, что любовь твоя к Питеру, а моя к Джексону, как бы ни было, объята настоящими отцовскими чувс…

— Не нужно продолжать, — придушенным голосом за всё это время высказывает отец. Нетрудно догадаться о недосказанном конце фразы Ника. — Я приеду… — Он так быстро говорит, что я улавливаю только первых три буквы предложения, и отключается.

Безмолвие сохраняется среди нас троих на протяжении долгих пяти минут.

Какие мысли посещают в эти часы отца? О чем он подумал, когда услышал искренний монолог друга, просящего о прощении? Что он почувствовал? Я говорил с ним с таким нескрываемым злорадством, даже не думая. Трудновато тормозить рвущиеся слова, взлетающие из эпицентра боли в душе. Я сбрасываю ему адрес места в сообщении, в то же время допуская кошмарную картину встречи «роковой четверки». Кто меня тянул за язык соглашаться на объединение презирающих друг друга, сложившихся личностей, в Семейный альянс?

— Ник, как вы? — переживает Тайлер, глядя, как Ник сидит, не шелохнется, прижав одну ладонь к глазам. Когда к его очам подступают слезы, он прячет лицо. В очередной раз он вспомнил прошлое, вспомнил свою любовь, вспомнил и грудь его заболела, затрепыхались оживившиеся старые мгновения, мгновения любви и мгновения разлуки и поплыли перед его глазами. Уже давно пробило восемь вечера. Вдруг он молча встаёт и стремится к выходу.

— Вы куда, мистер Ник… — Я махом следую за ним. — Куда вы? — Он натягивает старые кеды. И я тут же: — Я с вами.

Поднявшись в полный рост, за все это время он взирает на меня красными глазами:

— Я прогуляюсь и вернусь. — И старается сказать без малейших признаков волнения: — Один.

Он уходит, оставляя дверь распахнутой.

Доверившись внезапному очертанию ужасающих мыслей, я подзываю Тайлера и умоляющим голосом даю команду:

— Ему нельзя быть одному в таком состоянии. Проследи за ним, пожалуйста.

— Я и собирался. — Он как будто бы что-то хочет сказать.

— Говори, — принуждаю я.

— Джексон, вот сказал бы ты отцу лично обо всем… — уныло высказывает Тайлер.

Без придирок и упрёков я соглашаюсь с ним. Погорячился я. Знаю. Сознаю свою вину, но остановиться я никак не смог.

— Уже лишне говорить о том, что свершилось. Тайлер, и… дружище, — меняю я, — спасибо за то, что… за всё…

Он приподнимает уголки губ и приветливо, даже успокаивающе хлопает меня по плечу.

— Я сам поговорю с Марией, тем более имел с ней знакомство однажды. Разговор при Нике с ней закончится еще хуже…

Поблагодарив его за полную готовность помочь, он уходит, сообщая, что вернется с Ником через час, окажет ему — всем, чем может, — психологическую помощь. И перед тем, как прихлопнуть дверь, он просит меня заварить какого-нибудь успокаивающего чая для всех троих.

Глава 56

Джексон

Эту ночь не описать… Она была невыносимой. При свете дня мысли становятся другими, притираются… А часы ночи сильнее располагают к острым думам. А не обманываю я себя видимостью занятия? И думается, что днем тоска, томительное ожидание чего-то уходит. А ночью… Я жадно ловил каждый звук, сквозняк, прислушивался к разговорам за окном. Разглядывал потолок, обводил глазами черные тени, смутно появляющиеся от проезжающих автомобилей отсвечивающими фарами. Я был, как сторож, пожирая горящими зрачками и обострившимся слухом любые шорохи. Под страхом пребывая день ото дня, мы ищем самые рискованные меры, на которые не пошли бы в обычные житейские будни. Поднимали мы до ночи вопрос, что делать нам, и уговорили меня двое разумных, что бежать, не убежишь никуда и нужно, как бы я не хотел, езжать к нему, проведать его дочь, проявить — хотел бы этого или нет — сострадание и предложить — попытаться искренне — оказать помощь в лечении Беллы, любыми способами. Кроме брака, естественно. Мысль была Ника. «Раз он так озабочен болезнью дочери, то, чтобы сгладить его гнев, нужно основываться на этой зацепке. Сам по себе знаю, что для отцов здоровье дочерей куда важнее денег, мести, ненависти… Предложи помогать ей, куда-нибудь уехать с ней, ненадолго, но разговор направь именно в это русло…» — рассуждал Ник и Тайлер согласился с ним. У меня остался один день, сегодня, чтобы обдумать, с какими словами я приеду к ним ранним утром послезавтра, и как буду действовать, если Брендон будет угрожать мне. «Тайлер поддержит Ника и отведет к врачу, пока я займусь решением своей дальнейшей жизни». И если все получится, то со временем я могу быть не только освобожденным от обязательств, но и поощрен. «Держи друзей близко к себе, а врагов еще ближе»35, — указал мне Ник. «А приедет сюда, то еще лучше. Скажешь, о чем мы проговорили, но только без криков, шума, шантажа. Охранная бригада будет по времени перемещаться от этого дома к дому, где живет Даниэль и Милана», — эту мысль, внушившую слабую надежду на то, что не только я под крылом и защитой, но и Милана, и что мы сдвинулись с мертвой точки на пути к примирению меня с Гонсалесами, не дающими спокойно жить, сообщил Тайлер.

Вот прояви