Таким образом, расчеты Бенкендорфа осуществились: суд еще не выносил приговора, а в запасе уже был новый выстрел.

В светских кругах шеф жандармов постарался изобразить дело так, что Лермонтова придется наказать, потому что этого требует французское посольство. Сам же всячески разжигал недовольство Баранта-посла.

Национальное достоинство русского поэта и офицера мало интересовало низкопоклонную знать Николая I. Мнение иностранцев было для нее куда дороже. Жалобы Барантов, которых подстрекали Бенкендорф и его приближенные, усиливали враждебное отношение к Лермонтову в кругах столичной аристократии. Распространялось мнение, что Лермонтов «дерзкий», «выскочка», «ядовитый», что он ведет себя «непозволительно».

Уже в наше время обнаружены документы, которые разоблачают зловещую роль в этом деле министра иностранных дел графа Нессельроде. Это они, Нессельроде и Бенкендорф, были лютыми врагами Пушкина и главными организаторами его убийства. Теперь выясняется, что они же были злейшими врагами Лермонтова и в подготовке его убийства играли точно такую же роль.

Эти материалы раскрывают гнуснейшее участие в травле Лермонтова французского посла де Баранта. Барант требовал удаления из Петербурга великого национального поэта России только на том основании, что его сын Эрнест желает совершать дипломатическую карьеру при русском дворе и ему будет неприятно и «опасно» находиться в одном городе с Лермонтовым.

Невозможно читать эти документы без чувства глубокого возмущения и горечи!

Наконец приговор был вынесен и утвержден: царь распорядился снова сослать Лермонтова на Кавказ, в армейский полк, воевавший в самом отдаленном и опасном пункте Кавказской линии. Как раз в те дни Николаю I стало известно, что Тенгинский пехотный полк оказался в бедственном положении и несет жесточайшие потери. Вот в этот-то полк он и решил отправить Лермонтова — почти на верную гибель.

Сохранилось предание, что перед отъездом из Петербурга Лермонтов заехал проститься к друзьям, в доме которых постоянно бывал начиная с 1838 года, — к Карамзиным. Из окна были видны весенние тучи, плывшие над Фонтанкой и деревьями Летнего сада. И будто бы тут же Лермонтов сочинил и прочел стихотворение «Тучи», заключавшее в себе иносказательный смысл, намекавший на личную и политическую судьбу опального автора.

В те самые дни, когда Лермонтов отправлялся в новую ссылку, в книжных лавках Петербурга появился роман «Герой нашего времени».

Книга расходилась с необычайной быстротой. Каждому хотелось знать, кого писатель назвал героем своего времени. Героям подражают, с героев берут пример…

Лермонтов представил в романе человека своего поколения, офицера, сосланного в кавказскую армию.

С огромным интересом следил читатель за судьбою Печорина.

Печорин умен, талантлив, блестяще образован. Он молод, красив, богат. А живет он без цели, без желаний, не зная счастья ни в любви, ни в дружбе. Лучшие годы его проходят в бездействии. Без пользы гибнут необъятные силы, которые он ощущает в своей душе. Мечты его о великих подвигах остаются мечтами. Он одинок и несчастлив. И людям, с которыми сталкивает его судьба, он несет только страдания и гибель.

Какая же болезнь состарила Печорина с юных лет? Отчего он не свершил великих подвигов, к которым стремился? Отчего втуне гибнут в нем исполинские силы?

Исполинские силы погибли в нем оттого, что он не знал, на что их направить. Он стремился к свершению подвигов, но подвиги не свершаются без цели.

Отчего же Печорин живет без цели? Отчего увядает в бездействии и старится без борьбы?

А живет он без цели и старится без борьбы оттого, что не видит цели жизни, не видит возможности борьбы.

В ранней юности Печорин был «готов любить весь мир»: его никто не хотел понять. И тогда он похоронил в глубине сердца лучшие свои чувства и привык равнодушно смотреть на страдания. Сначала он приходил в отчаяние от собственного бессилия, а потом привык ни во что не верить и ни на что не надеяться. Так превратился он, по его собственным словам, в нравственного калеку. И вот этого нравственного калеку Лермонтов назвал героем своего времени.

«Какой же это герой? — спрашивал себя читатель. — Да это же горькая насмешка!»

«Это портрет, составленный из пороков всего нашего поколения, в полном их развитии», — отвечал на эти вопросы Лермонтов в предисловии к роману.

И читатель понимал, что Печорин — герой поколения 30-х годов — жертва общественного порядка. И что зло коренится не в нем, а в условиях российской жизни.

Эту мысль Лермонтова поняли не только читатели и критики, но и царь. В одном из своих личных писем он с нескрываемой злобой назвал «Героя нашего времени» — одну из самых гениальных книг во всей мировой литературе — «жалкой и отвратительной книгой», а Лермонтова — испорченным и неспособным писателем. И зная, что Лермонтова уже нет в Петербурге, что он снова отправился в ссылку, полную опасностей и лишений, послан почти на верную смерть, царь писал с угрожающей иронией: «Счастливого пути, господин Лермонтов!»

И дни Лермонтова были сочтены.

Он обречен был на ссылку до конца своих дней. Снова потянулись тряские дороги, замелькали подорожные столбы и раскинулся бесконечный горизонт.

В этом путешествии на лошадях через всю Россию Лермонтов наблюдал трагический контраст между блеском петербургских салонов и нищетой деревень, в которых после страшного неурожая 1839 года ели даже кровельную солому.

В кружках петербургской и московской молодежи тех лет шли споры об исторических судьбах России, о том, какова должна быть истинная любовь к отчизне. Отвергая крепостнический уклад, отрицая призывы сторонников старины вернуться к порядкам допетровской Руси, Лермонтов все яснее понимал, что его любовь — в любви к народу, к демократической России. Об этом он и говорит в своем удивительном стихотворении «Родина», образы которого зародились у него во время путешествия на Кавказ весною 1840 года. Теперь, когда знаешь, что открывалось взору поэта, по-иному читаются строки, в которых говорится об отраде, вызванной видом гумна и соломенной крыши!

В одном из писем 1841 года Белинский высказывал опасение, позволит ли цензура напечатать в журнале это патриотическое стихотворение: настолько отличалась любовь Лермонтова к родине, его народолюбие от официального патриотизма, утверждавшего самодержавие, православие и народность в ее националистическом смысле. Добролюбов писал, что Лермонтов, «умевши рано постичь недостатки современного общества, умел понять и то, что спасение от этого ложного пути находится только в народе»[1055]. И доказательство этому видел в стихотворении «Родина», в котором Лермонтов, по его словам, «становится решительно выше всех предрассудков патриотизма и понимает любовь к отечеству истинно, свято и разумно».