Выступая против подобных поэтов, Лермонтов и в этом продолжал традиции декабристской поэзии. В статье, опубликованной за год до декабрьского восстания, Кюхельбекер, ратуя за создание «поэзии народной», высмеивал стихотворца, который говорит «об самом себе, о своих скорбях и наслаждениях».

Как и в представлении декабристов, в представлении Лермонтова настоящий поэт был вождем, народным трибуном, пророком.

Лермонтов — один из величайших создателей русской политической поэзии, поэзии революционной, народной.

Личные отношения Лермонтова с Белинским сложились не сразу. Встречи в кабинете Краевского были короткими и официальными: серьезный разговор не налаживался. Лермонтов не принадлежал к людям, с которыми разговориться по душам легко и просто.

Стремясь объединить вокруг «Отечественных записок» все демократические силы литературы, Белинский хотел встретиться и поговорить по душам с поэтом о современных вопросах, о целях современной литературы. И вот, в марте 1840 года, когда Лермонтов, арестованный за дуэль с сыном французского посла Баранта, сидел в заключении в петербургской офицерской тюрьме — ордонанс-гаузе, — Белинский решил навестить его и сделать первый шаг к сближению.

«Недавно был я у него в заточении, — писал Белинский через несколько дней, — и в первый раз поразговорился с ним от души. Глубокий и могучий дух! Как он верно смотрит на искусство, какой глубокий и чисто непосредственный вкус изящного! О, это будет русский поэт с Ивана Великого! Чудная натура!.. Каждое его слово — он сам, вся его натура, во всей глубине и целости своей»[1046].

После первых, неловких фраз они заговорили о романтизме, о реализме, потом о Пушкине. Белинский стал расспрашивать Лермонтова о его взгляде на состояние современного общества.

«В словах его было столько истины, глубины и простоты! — восторгался он потом в редакции „Отечественных записок“. — Я в первый раз видел настоящего Лермонтова, каким я всегда желал его видеть!..»[1047]

Они выяснили тогда, что во многом одинаково смотрят на искусство, на явления общественной жизни. Лермонтов горячо убеждал Белинского, что единственная поэзия, нужная в условиях тогдашней России, — та, которая обличает рабскую покорность общества, его бездеятельность, печальное состояние совести и духа их современников, неспособных к революционному протесту. Лермонтов считал, что назначение писателя — быть судьей общества, что долг его — говорить жестокую правду. Эту беспощадную правду сам Лермонтов уже высказал своим современникам. Как раз в эти дни были отпечатаны первые экземпляры «Героя нашего времени». И Белинский шел на свидание с Лермонтовым под впечатлением от этой книги.

Белинскому было ясно, что всякий, «кто мыслит и чувствует», увидит в ней «исповедь собственного сердца». Он воспринял роман Лермонтова как великое проявление свободной мысли, огромную силу и значение этой книги видел в том, что в ней была сказана жестокая правда, черезвычайно нужная для читателя.

«Таковы бывают все современные общественные вопросы, высказываемые в поэтических произведениях, — писал он несколько месяцев спустя в статье о „Герое нашего времени“. — Это вопль страдания, но вопль, который облегчает страдание…»[1048]

При свидании в тюремной камере, продолжавшемся четыре часа, Лермонтов и Белинский спорили о том направлении, которое впоследствии получило наименование критического реализма. «В созданиях поэта, выражающих скорби и недуги общества, — писал Белинский в том же году, — общество находит облегчение от своих скорбей и недугов: тайна этого целительного действия — сознание причины болезни чрез представление болезни»[1049].

Болезнь тогдашнего общества выражалась в примирении с действительностью. Главную свою задачу Лермонтов видел в определении этой «болезни». «Будет и того, что болезнь указана, — писал он в предисловии ко второму изданию „Героя нашего времени“, — а как ее излечить — это уж бог знает!»

Критик П. В. Анненков утверждал, что «первым человеком на Руси», который заставил Белинского глубоко задуматься над этими проблемами или, как он пишет, «который навел Белинского на это созерцание», пустившее обильные ростки впоследствии, был именно Лермонтов[1050]. В этом нет ничего удивительного. Ибо Белинский не только влиял на русскую литературу, но и сам испытывал на себе влияние таких писателей, как Гоголь и Лермонтов.

Свидание в ордонанс-гаузе сблизило Лермонтова с Белинским, помогло им выяснить общность их взглядов, осознать, что они вместе борются за дело великой русской литературы.

«Лермонтов… самостоятельными симпатиями своими принадлежал новому направлению, — говорит Чернышевский, — и только потому, что последнее время своей жизни провел на Кавказе, не мог разделять дружеских бесед Белинского и его друзей»[1051].

Свидание с Белинским в ордонанс-гаузе позволяет думать, что сближение с формировавшимся тогда революционно-демократическим лагерем могло стать очень важным фактом в истории русской литературы. Но ссылка и ранняя гибель поэта — в пору, когда кружок Белинского в Петербурге только еще возникал, — помешали дальнейшей эволюции Лермонтова. Некрасов писал: «Лермонтов, кажется, вышел бы на настоящую дорогу, то есть на мой путь, и, вероятно, с гораздо большим талантом, чем я, но умер рано…»[1052]

Не стоит гадать о том, как совершалось бы дальнейшее развитие Лермонтова. Важно, что в формировании демократического направления он, наряду с Гоголем, сыграл огромную роль, ибо его поэзию, его роман «Герой нашего времени» поколение Чернышевского восприняло как драгоценное идейное наследство. «Наши спасители», — писал Чернышевский о Лермонтове и Гоголе. «Гоголь и Лермонтов кажутся недосягаемыми, великими, за которых я готов отдать жизнь и честь»[1053].