3

Лунь не обманул. В просторной горнице за праздничным столом сидел хозяин со своим семейством и ближайшими друзьями. Явлению Трубецкого атаман почти не удивился. Встав из-за стола, он поприветствовал его полупоклоном и радушно, но чуток насмешливо спросил:

– Здравствуй, князь, каким же это ветром тебя в дебри наши занесло?

– Лихим, Иван Андреевич, – признался Дмитрий Тимофеевич и собрался было поведать о своих несчастьях, однако Княжич перебил его:

– Да ты садись, присоединяйся к нашей трапезе, о делах потом поговорим.

Князь Дмитрий не посмел перечить и даже не из страха, просто он был поражен видом атамана. За прошедшие почти что тридцать лет Княжич мало изменился. Все тот же худощавый стройный стан, все те же пестрые, полыхающие лихостью глаза. Только волосы маленько поредели, да в уголках припухлых губ залегли глубокие печальные морщины.

«Не зря его прозвали белым чертом, даже годы ничего с ним не поделали, наверно, он и впрямь заговоренный», – с завистью подумал Трубецкой.

Иван тем временем начал представлять ему сидевших за столом:

– Знакомься, князь, это мой старший сын, Андрей Иванович, – атаман похлопал по плечу сидевшего по праву руку от него молодца.

– А это младший мой, Иван Иванович, – Княжич потрепал за пышный чуб широкоплечего казачину, восседавшего слева от отца.

Князь Дмитрий посмотрел на сыновей и снова ошалел от изумления, потому как отродясь не видел двух столь похожих и одновременно столь разных людей.

Андрей Иванович был вылитый батюшка, такой же белокурый, стройный, худощавый, но ежели в глазах отца едва приметен был налет извечной грусти, то сын смотрел на мир откровенно мученическим взором.

«Сразу видно, этот парень жизнь свою ни в грош не ставит, как, наверно, и чужие», – подумал Трубецкой и взглянул на младшего.

Лицом Иван Иванович тоже удался в родителя, а вот статью в дедов – лихого атамана Княжича и кузнеца Петра. Могучий, на голову выше остальных, он выглядел как истинно русский богатырь, при этом взгляд его был добрым и мечтательным.

– А побратима моего ты узнаешь? – кивнул Иван на пожилого, с густою проседью в черных волосах станичника. Тот одарил князя Дмитрия нахальным взглядом раскосых по-татарски глаз и Трубецкой растерянно промолвил:

– Никак, Максимка Бешеный.

– Когда-то был Максимкой и не Бешеным, просто Бешененком, а теперь, с его руки, вон, легкой, стал атаман Максим Захарович Бесстрашный, – с достоинством изрек казак, в свою очередь кивая на хозяина.

– Это мой зять, есаул Семен Соленый, его-то ты навряд ли помнишь, – представил Княжич последнего из гостей.

– Ну, давайте за встречу, что ли, выпьем, – предложил он, наполняя кубки.

– С бабенками моими после познакомлю, у меня их всего две – жена Ирина да дочка Катерина, они сейчас на кухне возятся.

Выпить, однако, не пришлось. В горницу ввалился Лунь и заорал с порога:

– Иван, поляки подступают!

– Это за мной они пришли, – упавшим голосом сказал князь Дмитрий.

– Да я уж понял, что ты не просто так, не чарку выпить ко мне ночью заявился, – усмехнулся Княжич и уверенно добавил: – Не боись, наш закон тебе известен – с Дону выдачи нет, – затем проворно встал из-за стола.

– Ну что ж, пойдем поговорим с твоими ляхами, а ты пока в светелке посиди, Лунь тебя проводит.

Шагая следом за Андрюхой, князь обернулся и увидел, что оба сына, словно тени, двинулись следом за отцом. Бесстрашный и Соленый тоже было направились за ними, но Иван остановил их повелительным взмахом руки.

– Семен, ты здесь останься, Ирину с Катенькой предупреди да успокой, а ты, Максим, ступай, буди казаков наших, пущай готовят пушки к бою.

4

Взойдя на вал, Иван увидел множество зажженных факелов, судя по всему, поляков было не меньше тысячи. Отделившись от толпы, к нему подъехал богато разодетый пан, приветственно взмахнув рукою, он надменно заявил:

– Я князь Роман Рожинский, отдай мне Митьку Трубецкого и мы тотчас же уйдем, слово шляхтича даю. А коль не выдашь, мои гусары твое гнездо по бревнышку раскатят и всех на стенах перевешают.

– Когда все по бревнышку раскатишь, на чем же вешать будешь? – насмешливо ответил Княжич. – Стращать меня не надо, я не то чтобы князьями, а царями пуганный. Если есть ко мне какое дело, заходи, поговорим. Порядок наш тебе наверняка известен – в казачьем доме враг уже не враг, а гость. Да плутовать не вздумай, коль в открытые ворота кинетесь, сразу на картечь возьмем.

Рожинский был не робкого десятка. Птицею взлетев на вал по шаткой сходне, он даже глазом не моргнул, когда за ним поднялся мост и лязгнули засовы на воротах. Проезжая к терему, князь увидел на подворье изрядное количество бойцов. Впрочем, дело было не в количестве казаков, а их обличии. В большинстве своем то были молодые парни, лет до двадцати, сплошь вооруженные оружием огненного боя. Все они взирали на пришельца с откровенною насмешкой. Впрочем, это было только лишь начало.

Войдя в просторные покои, князь Роман увидел богато накрытый стол, за которым сидели женщины. Одна зеленоглазая, с длинными льняными волосами, далеко не – молодая, но все одно красавица. Другая была явной противоположностью первой. Лет двадцати пяти, крупная, черноволосая, кудрявая с шаловливыми черными очами. Объединял сих женщин воинственный вид. Обе были в красных малоросских шароварах, дорогих кольчугах и с саблями на поясе.

– Присаживайся, князь, да познакомься с бабенками моими – это жена моя Ирина да дочка Катенька. Рожинский чуточку смутился при виде амазонок, однако вспомнив, что когда-то был блестящим кавалером, ротмистром гусарского полка, поочередно подошел к Арине с Катериной и поцеловал им руки.

– Ну вот и славно, – одобрительно промолвил Княжич. – Приятно иметь дело с благородным рыцарем, – Иван хотел сказать Рожинскому еще что-нибудь хвалебное, но в этот миг в горницу вошли Андрей с Иваном, да Максим с Семеном и расселись по своим местам.

– С чем пожаловал, пан гетман? – злобно вопросил Андрейка, берясь за саблю.

Облик молодого казака показался Рожинскому знакомым.

– Мы, кажется, встречались где-то? – немного побледнев, но по-прежнему со шляхетским гонором поинтересовался он.

– Встречались, на Варшавской площади при казни Наливайко46, – закричал Андрей, бросая саблю в ножны.

– Молись, католик, богу, что мы с тобою в доме у отца моего встретились.

Трубецкой нисколько не ошибся в старшем сыне Княжича. В неполные пятнадцать лет он убежал из родительского дома, да не куда-нибудь, а в Речь Посполитую, мстить за мать, которую почти не помнил, но о которой так много слышал от Арины. Там примкнул к восстанию Наливайко, несмотря на отроческий возраст, проявил такую храбрость, что славный гетман произвел его в хорунжии. После гибели вождя, предательски плененного поляками, Андрейка чудом уцелел, но навсегда утратил веру в справедливость и вообще во что-либо хорошее. С началом смуты он собрал ватагу из отчаянных сорвиголов, в том числе младшего брата Ваньки, и воевал с ней против всех и вся. Лишь тяжкое ранение в стычке с тушинцами заставило его на время воротиться в отчий дом.