Как только ночь погрузила дворец в темноту, царица объявила, что хочет отдохнуть, отослала вопреки обыкновению всех рабов и легла на софу. Не прошло и двух часов, как государь, которому не терпелось проверить предложенный кормилицей способ узнать правду, подошел к покоям жены. Здесь он встретил главного евнуха.

«Чем занята царица?» — спросил Бенширак.

«Шамсада сказала, что хочет отдохнуть. Думаю, она давно уже спит».

Царь бесшумно проник за дверь, подошел поближе к Шамсаде и прислушался, желая удостовериться в крепости ее сна. Царица не шелохнулась, и Бенширак решился. Он легонько прижал сердце цапли к груди жены и сказал:

«Шамсада, кто этот молодой человек, которого ты ласкала, когда вас застал мой визирь?»

«Это Шахселиман, — отвечала царица с закрытыми глазами, — мой единственный сын от первого брака и внук моего дяди Селиманшаха».

«Этот ребенок был убит в колыбели. Твой дядя писал мне об этом».

«Да, младенец был ранен, но рана его оказалась не смертельной. Искусные лекари вернули его к жизни, но мы сохранили это в тайне от убийцы моего мужа».

«Почему ты скрыла это от меня, который так горячо любил тебя?»

«Потому что мой дорогой дядя, добрую память о котором я берегла, обманул тебя по соображениям государственным… Если всё это кажется тебе выдумкой, поговори с юношей, его уста подтвердят мои слова».

Царь Бенширак оставил дальнейшие расспросы. Он тихо покинул жену, думая, что та еще спит, вышел из ее покоев и повелел немедленно привести из темницы молодого человека и старого раба. Его приказ тут же исполнили.

Томившийся в заточении несчастный Шахселиман внезапно проснулся от шума. Загремели засовы, и юноша подумал, что настал его смертный час и пришел конец его нескончаемым мучениям.

«Великий Аллах! — воскликнул он, воздев к небу свои незапятнанные руки. — Жизнь моя в твоей власти, отдаю ее тебе, но молю, не дай погибнуть моей матери!»

Шахселимана и его раба привели к царю, который не стал никому поручать проверку столь важного для его чести и покоя открытия. Он подбежал к юноше и отыскал на его груди шрам от кинжала Балавана. В порыве радости государь вскричал:

«О Аллах! Будь навеки благословен за то, что уберег меня от страшного преступления, которое я чуть не совершил! Будь благословен и ты, Великий Пророк! Ради добродетелей Шамсады ты не оставил меня и взял под свою защиту, ты не позволил допустить ужасную несправедливость и к тому же одарил меня достаточным могуществом, чтобы делами я смог искупить горе, принесенное моим близким!»

Бенширак крепко обнял Шахселимана.

«Мой дорогой и бедный мальчик! Дай мне прижать тебя к сердцу! Пусть образ твой сольется воедино с образом моей любимой Шамсады, чтобы нежность к ней и привязанность к тебе сосредоточились на одном-единственном предмете!.. Но соблаговоли удовлетворить мое любопытство! Какая цепь событий привела тебя сюда? Как удалось тебе остаться неузнанным? Как ты жил? Сказывай, царевич, мне не терпится узнать поближе того, кто вернул мне счастье и покой!»

Воспрянув духом от столь трогательной доброты, Шахселиман не стал скрывать подробностей своих злоключений и рассказал всё, начиная с того часа, когда он был низвергнут с трона и заключен в темницу, и заканчивая тем, как сделался простым пастухом, как разыскал его посланец матери, как их схватили разбойники, а потом царские слуги вытащили из колодца и привели во дворец.

Пока Бенширак внимательно слушал, его жена Шамсада по-прежнему пребывала в тревоге: ей очень хотелось понять, почему царь, расспросив ее ночью, так поспешно удалился и каковы его намерения. Она не знала ни что он делает, ни что чувствует после ее признаний. Погрузившись в тягостные размышления, женщина неподвижно лежала в постели. Вдруг двадцать рабов с факелами зашли в ее опочивальню. За ними следовал государь, который вел за руку дорогого сына добродетельной матери, не спуская с юноши ласковых глаз. Он приказал нарядить Шахселимана в роскошнейшие одежды, и на груди царевича засверкали самые красивые адаманты, которыми султан любил украшать себя в дни торжеств.

«Утешься, моя любимая Шамсада! — воскликнул Бенширак. — Милосердное Небо возвращает тебе твоего мужа и сына, их любовь будет вечным залогом твоего счастья!»

Царь бросился в объятия жены. Шахселиман, стоя на коленях, покрыл руки матери поцелуями, и слезы радости потекли из их глаз.

Как только день пришел на смену этой счастливой ночи, царь Египта приказал собрать свои войска и стал во главе их вместе с Шахселиманом. Свою армию он направил на Персию, а впереди скакали его гонцы: они предупреждали народ о том, что султан Египта желает посадить на персидский престол законного государя, которого пытался погубить узурпатор Балаван. Едва египетская армия достигла границ Персии, как подданные, верные бывшему царю Селиманшаху и его роду, собрались под знаменами Бенширака и Шахселимана. Прознав об этих страшных для него новостях, злодей Балаван приказал собрать войска, чтобы отразить наступление могущественного неприятеля, но никто не захотел поддержать его, и пришлось сатрапу укрыться в столице вместе с отрядом стражников и небольшим количеством сторонников, на чью верность он полагался.

Однако что говорить о пороке, если даже добродетель, гонимая превосходящей ее силой, бывала столько раз покинута! Египтяне захватили Исфахан, а приближенные Балавана отреклись от него и выдали султану, который не захотел даже взглянуть на чудовище, опозорившее трон своими кровавыми преступлениями.

«Шахселиман! — сказал Бенширак. — Сын мой! Отдаю тебе на суд убийцу твоего отца и твоего врага, бич персидского народа. Распорядись его судьбой по своему усмотрению и прикажи казнить его».

«О мой дорогой благодетель! Отец мой! — отвечал царевич. — Не мне распоряжаться его жизнью, пусть Небо накажет его. Пусть отправляется на границу Персии и займет тот самый пост, который он когда-то поручил мне. Если он невиновен, Небо защитит его так же, как и меня. Если же виновен, то приговор его уже ждет, и никто не сможет отложить его исполнение».

Царь Египта одобрил такое решение, Балаван поехал воевать с неверными. Божественная справедливость как будто только этого и ждала: злодея взяли в плен, заковали в цепи и бросили в роковой колодец. Душераздирающие угрызения совести и ужасное отчаяние оставили несчастного лишь тогда, когда его сбросили с башни и кровь его обагрила камни.

Тем временем законный наследник персидского престола, счастливый Шахселиман, принял присягу своего народа. В основании его царствования лежали мудрость и милосердие. Своими достоинствами он напоминал персам великого халифа Муавию{267}. Убедившись, что