пощадить? И как наказать тех, кто ему дороже всех на свете? Трудные горестные размышления лишили Бенширака покоя и здоровья. Его кормилица, которая еще жила в серале, встревожилась, видя, как переменился государь. Эта женщина с годами стала очень мудрой и осмотрительной. Хозяева полностью ей доверяли, и она пользовалась правом приходить к ним в любое время с любыми вопросами.

«Что с тобою, сын мой? — обратилась она к царю. — Ты сам на себя не похож, избегаешь всех, грустишь, отказываешься от любимых развлечений: не скачешь верхом, не охотишься, не собираешь своих придворных, не устраиваешь ни праздников, ни торжеств. Мне известно, что ты почти ничего не ешь, какая же тайная печаль тебя гложет? Открой мне свое сердце, сынок. Ты знаешь, как я люблю тебя, не бойся, я никому ничего не скажу. Часто мы отдаемся во власть призрачных сомнений, может, я в один миг сумею развеять те, что заставляют тебя страдать. Доверься мне, мой родной, я надеюсь, что смогу тебе помочь».

Как ни доверял царь своей доброй кормилице, как ни ценил ее превосходные качества, он не решился открыть ей правду: пришлось бы опозорить Шамсаду и к тому же от любого воспоминания о случившемся его сердце обливалось кровью. Однако мудрая старуха не отчаялась, она старалась непрестанно попадаться султану на глаза, и нежные взгляды, которыми она его награждала, как бы говорили: «О мой дорогой сын! Поделись со мной своей печалью, открой сердце своей доброй кормилице», — но все ее усилия оставались напрасны.

Поняв, что этот путь ни к чему не привел, и предположив, что Шамсада должна знать, что происходит с ее мужем, кормилица, полагая, что у женщины легче выведать любой секрет, направилась к государыне и нашла ее в такой же глубочайшей печали. Старуха из кожи вон лезла, желая заслужить доверие Шамсады и добиться своей цели, но царица молчала.

«Почему ты не откроешься мне? — воскликнула добрая кормилица. — Дочь моя, посмотри на мои седины! Годы проложили глубокие борозды на моем челе, но они же подарили мне опыт, я уже не подвержена страстям, мои мудрые советы пойдут тебе только на пользу».

Шамсада заколебалась.

«Моя тайна слишком тяжела, дорогая кормилица, она давит мне на сердце, но ей нельзя выйти наружу. Доверяя ее тебе, я должна твердо знать, что ты сохранишь ее до конца своих дней».

«Твое желание будет исполнено, — отвечала старуха, — я буду нема как рыба, никогда с моих губ не слетит ни слова о твоей тайне, она умрет вместе с той, что больше всех на свете заинтересована в твоем счастье!»

Шамсада не могла больше противиться и поведала обо всех своих печалях, а также о том, что молодой человек, вызвавший царскую ревность и гнев, не кто иной, как ее сын Шахселиман, которого все считают мертвым.

«О Великий Пророк, благодарю тебя! — вскричала кормилица. — Хвала тебе, Мухаммад! И только-то? Успокойся, дочь моя, все твои тревоги развеются как дым. Приближается рассвет, скоро луч счастья снова заиграет на твоем прекрасном челе».

«Матушка, кормилица моя, до этого еще далеко. Никто не поверит, что этот юноша — мой сын, нас обвинят в измене, уж лучше смерть, чем такой позор!»

«Хвалю твою щепетильность, — сказала старуха, — но меры, которые я приму, избавят тебя от всего, что может ее ранить».

С этими словами кормилица ушла и немедля явилась в покои царя, которого она нашла всё в том же удрученном состоянии, что и прежде. Она обняла его и взяла за руку.

«Сын мой, хватит печалиться. Ты добрый мусульманин, и клянусь тебе именем Великого Пророка и божественным Мэехуарблатхасарсуратом[71]{266}, что я выясню причину твоего горя».

Царь почувствовал, что не в силах больше противиться, и открыл кормилице свое сердце.

«Я любил Шамсаду всей душою, — признался он. — Ее красота, мудрость, добродетели, одним словом, все ее достоинства казались мне прекрасным садом, и я гулял по нему в свое удовольствие. Теперь кругом меня ужасная пустыня, я вижу лишь безобразных чудищ и бездонные пропасти. Шамсада мне изменила, и всё стало ложью. Женщина, которую я боготворил и люблю до сих пор, предала меня. Она предпочла мне ничтожного раба. Я упал с вершины воображаемого блаженства в преисподнюю, где терплю все муки ада. Оба виновника должны погибнуть, а мне остается лишь соизмерить наказание с преступлением и решить, кто из них заслуживает более суровой кары. Но, увы! Чего мне будет стоить этот роковой приговор! Пронзив грудь моей обожаемой жены, я той же стрелой нанесу смертельный удар в свою собственную грудь».

«Сын мой, не торопись, — сказала кормилица. — Ты обречешь себя на вечные сожаления. Те, кого ты считаешь предателями, находятся в твоих руках, они никуда не денутся, ты всегда успеешь их покарать, лучше не торопись, понаблюдай за ними. Время, гласит народная мудрость, лучший советчик, только время и терпение открывают нам истину».

«Ах, дорогая кормилица, чего ждать, что может измениться? Шамсада любит этого юношу. Под тем предлогом, что в Персии у нее осталось сокровище, она злоупотребила моим доверием и любовью, лишь я позволил привезти сюда изменника, который нас опозорил».

«Сын мой, успокойся, — попросила старуха, — есть у меня одно средство, с помощью которого ты прочтешь истину в сердце Шамсады, словно в открытой книге. Прикажи своим охотникам раздобыть белую цаплю[72], я вырву у нее сердце и отдам тебе. Как только Шамсада уснет, ты поднесешь сердце цапли к груди своей жены и получишь ответ на любой вопрос. Она ничего не сможет от тебя утаить».

Обрадовавшись, что столь простым способом удастся раскрыть тайну, которая так жестоко мучила его, царь тут же приказал принести из сада белую цаплю. Когда птицу доставили, султан отдал ее кормилице, та произнесла несколько заклинаний, вырвала из груди цапли ее горячее сердце и вручила его своему господину.

Пока Бенширак размышлял о поразительных достоинствах способа, предложенного кормилицей, старуха поспешила в покои царицы.

«Всё хорошо, — сказала она Шамсаде. — Надейся и готовься к откровенным признаниям! Этой ночью тебя ждет тайный визит. Сам царь придет к тебе с сердцем белой цапли в руке. Как только он приблизится к твоей постели, сделай вид, что крепко спишь, и отвечай на его вопросы. Пусть правда слетит с твоих уст и развеет все подозрения».

Шамсада ласково поблагодарила кормилицу, решив поддержать эту невинную хитрость, и помолилась Великому Пророку, чтобы он помог