взрывной, легко теряющий самообладание, не мог тягаться с этой компанией и скоро пал их жертвой…После его гибели Сесиль поделился со своими единомышленниками, что и сам вступил в тайные переговоры с шотландским королем. Единомышленники возмутились, и свора распалась… Но “старый Лис”, как его называет Бэкон, даже им оказался не по зубам…» Причиной, конечно, было и народное недовольство: однодневное восстание Эссекса – первая ласточка будущей гражданской войны, которая начнется через сорок лет. Что-то вроде восстания декабристов, только декабристы были уже после английской и французской буржуазных революций, а восстание гораздо раньше. Это пока еще слабые подземные толчки будущих исторических землетрясений в Европе.

Рой Стронг, крупнейший знаток жизни королевского двора того времени, сохранившихся рыцарских обычаев, иконографии, дворцовых увеселений, турниров, рассказывая об окружении принца Генри, старшего сына короля Иакова, вскользь упоминает пятого графа Ратленда, «который, – пишет Рой Стронг, – столь глупо позволил себя втянуть в восстание Эссекса». Это мнение восходит к искаженному образу еще одного исторического лица, чей образ замаран историками, располагающими немногими достоверными фактами его жизни, теми, кто уверенно позволяет себе делать выводы на основании скудных данных. А фактов мало потому, что этот граф, как видно, старательно прятал подробности каждодневной жизни от постороннего взгляда, и потому до сих пор успешно ускользал от исследователей. Хотя пора бы уж пристальней им заняться, так сказать, рассекретить его жизнь (сейчас о многих деятелях того времени пишутся ученые трактаты), и не только потому, что он главный претендент на авторство «Шекспира», а потому, что его фигура маячит во многих крупных событиях того времени. Вот какое письмо написал Ратленд своему кембриджскому наставнику Джону Джегену, теперь настоятелю Норичского собора, сразу после вынесения ему приговора как участнику заговора Эссекса: «Вы очень бы удивились, если бы знали, сколько было ко мне обращений (motions) искоренить зло, которое гнетет эту страну. Но что мне полемизировать с вами, у нас ведь разные точки зрения». Это письмо, написанное из Тауэра на другой день после судебного заседания, до такой степени важно, и его трудно точно перевести из-за различия в лексическом строе языков, что привожу его целиком по-английски: «If you knew how many motions have been made to me to remove the evils which oppressed this common wealth, you would greatly wonder. But why should I reason with you, seeing we hold not one principle?» [419] Насколько мне известно, ратлендианцам это письмо на глаза не попадалось, историки, думаю, все же знают его, но не придают ему значения. Прочитав его, к немалому изумлению, я, конечно, тут же вспомнила последние строки первого действия «Гамлета»: «The time is out of joint. O cursed spite, / That ever I was born to set it right» – «Век расшатался – и скверней всего, / Что я рожден восстановить его» (Перевод М. Лозинского). А как не вспомнить еще сонет 66 или монолог «Быть, иль не быть»: «Плети и глумленье века…» («the whips and scorns of time…»)! Письмо заставляет задуматься. И в сонете и в монологе Гамлета можно вычитать, какую цель могли ставить перед собой участники заговора, по крайней мере, некоторые из них. Похоже, не так уж невинно было это восстание, ведь тогда у времени, кажется, и правда, вывихнуло суставы. Как социальное явление оно было преждевременным, а потому мертворожденным. И считать его просто запальчивой прихотью графа Эссекса, несомненно, психически неустойчивой личности – верх исторической наивности.

И еще одно: почему было столько обращений именно к графу Ратленду покончить со злом, захлестнувшим Англию? Восстание было в феврале 1601 года. При дворе уже шептали друг другу на ушко, что принцам, как и простым смертным, старуху с косой на коне не объехать. Роберт Сесиль ведет переговоры с королем Шотландии Иаковом VI, Рэли и Кобмен предпочитают видеть на троне леди Арабеллу, еще одну женщину трагической судьбы в истории Англии. Шотландский король – прямой потомок по женской линии Генриха VII, но и у Ратленда есть права на корону, о чем он, до десяти лет простой дворянский сын, правда, с каплей королевской крови, никогда дотоле не заявлял. Но, наверное, были люди, которые и в пятом графе Ратленде видели возможного претендента на престол. Имя «Ратленд», пресекшееся в 1461 году и восстановленное по генеалогическому праву, восходит по женской линии через герцога Ричарда Йорка, погибшего на поле брани в войне с Ланкастерами, прямо к Эдуарду III Плантагенету. Конечно, восстановленные Ратленды – слишком дальние потомки, и они не имеют прямых родственных связей с Тюдорами. Но что из того? В их жилах течет королевская кровь, а королевство опять на грани катастрофы – королева умрет без наследника, так что династия Тюдоров все равно прервется. В стране неспокойно, то там, то здесь вспыхивает недовольство – и как религиозный протест, и как социальный. Опять грозят бедствия гражданской войны, которые Ратленд хорошо знает, ведь им, под водительством Бэкона, продумана и написана четырехчастная история войны Алой и Белой Розы. Комментатор третьей части «Генриха VI» Эндрю Кейрнкросс пишет: «Каждая очередная несправедливость или преступление требуют (в хрониках) отмщения или сатисфакции, и они всегда обоснованы ссылками на побудительную причину… Шекспир вводит определенные приемы для усиления целостной картины. Изобретает многочисленные способы заглянуть в прошлое и будущее. Действующие лица размышляют о прошлом, извлекают целые куски, снова и снова кратко их повторяют, высказывают суждения о прошлых и настоящих событиях, выражают чаяния и надежды на будущее, страхи и намерения…» [420] Вот такое серьезное осмысление исторического материала проделали авторы исторических хроник. Хроники не просто повествуют в поэтической форме о трагических и победоносных событиях, но выражают ясную историческую концепцию и нравственный принцип: распря королей и претендентов на престол – для страны худшее из бедствий. Углубившись в осмысление не такого далекого прошлого, поэт с приближением конца правления Елизаветы кровью ощутил беспокойство о будущем Англии.

Но Англия, памятуя, не без помощи шекспировских хроник, о прошлых бедах, причиненных гражданской войной, в этот раз, к счастью, не омылась новым кровопролитием, и смена династий прошла спокойно. Правда, через поколение тот исторический урок забылся, но междоусобица сороковых годов XVII века была результатом не борьбы за королевскую корону – на сцену вышел вполне созревший средний класс, готовый проливать кровь за то, чтобы лишить корону абсолютной власти. А заговор Эссекса 1601 года грозил началом новой династической смуты, причиной которой могли быть гонения на католиков, бедственное положение простонародья и ощущение приближающегося конца старой королевы. Бунт был предотвращен,