– Ага, – сказал Шкет. – Спасибо.

Следом за мадам Браун они вошли в кухню.

– Хотите ко мне на праздник? – спросил Шкет. – У мистера Калкинза.

– Это который он закатывает в честь вашей книжки? Про который все говорят? – улыбнулась мадам Браун. Блеснула ожерельем.

– Чего? А, ну да. Видимо.

– Я с восторгом.

Ланья, скрестив ноги, качнулась назад вместе со стулом.

– Меня он пока не приглашал.

В сером окне у нее над головой по веревочке вился аспарагус.

– Сама же знаешь, что вы оба приглашены. – Шкет сел на табурет.

– Ты устраиваешь праздник? У Калкинза? – Денни, руки в карманах, прислонился к плите. И посторонился, когда мадам Браун потянулась за эмалированным кофейником.

Мадам Браун сказала:

– Замечательная должна быть вечеринка.

– Он сказал привести друзей, человек двадцать или тридцать. Я все гнездо позову.

– Дивно! – Ланья хлопнула в ладоши. – Наверняка он этого и хотел.

– М-да? Думаешь?

Мадам Браун в сомнениях выставила бокалы и подхватила с пола галлонную бутыль.

– Ну, будет интересно. – Она взялась за крышечку; от усилия лицо пошло морщинами. – В третье воскресенье, если не ошибаюсь? – Крышечку, похоже, заклинило. – Мэри меня не простит, если я пойду. Она пригласила меня к ужину. Но такое я ни за что не пропущу.

– Ну-ка дайте я. – Шкет открыл бутыль и налил желтого вина. – У вас тут много пациентов?

Мадам Браун, усевшись в садовое, кажется, кресло, воззрилась на свой бокал.

– Немало. А вы не хотите как-нибудь прийти на сеанс?

Шкет поднял взгляд. И подумал: я смутился. Почему?

– Ланья рассказывала мне кое-что – о ваших чувствах, о переживаниях. И что у вас проблемы с памятью. Если хотите об этом поговорить, я буду рада.

– Сейчас?

Ланья покачалась на стуле.

Денни, сев за стол, переводил взгляд со своего винного бокала на кофейную чашку и обратно.

– Боже упаси. Допустим, где-нибудь на следующей неделе. Мне так удобнее. Я прекращаю работу с двумя пациентами, и, если планировать вперед, на следующей неделе будет попроще.

– А, – сказал Шкет. – Ага. Вы теперь занимаетесь терапией?

– Да, уже некоторое время.

Ланья пояснила:

– Я говорила мадам Браун, что ты уже ходил к психотерапевту.

– Ты ей сказала, что я лежал в психушке?

– Вы и сами как-то раз мне говорили, – заметила мадам Браун.

Шкет отпил вина.

– Да. Я бы с вами поговорил. Спасибо, что предложили.

– Вы считаете, он псих? – спросил Денни. Он пока что пил только кофе. – Он иногда чудит. Но, по-моему, не псих. Не как Доллар. – Поверх чашки Денни глянул на мадам Браун и прибавил: – Доллар уже одного чела замочил. Проломил ему башку трубой. Вот Доллар – он настоящий псих. Не хотите поговорить с ним?

– Закрой рот, а? – сказал Шкет.

Мадам Браун сказала:

– Боюсь, мне не хватит квалификации работать с… настоящими психами. «Безумцы» и «психи» – врачи такими терминами не оперируют; во всяком случае, не должны. И нет, я вовсе не считаю, что Шкет псих.

Голова Денни склонилась набок, язык выпятил щеку – Денни нащупывал в этом ответе снисходительность. Губы над чашкой переменили форму. Видимо, нащупал.

– Я не хочу подписываться надолго, – сказал Шкет, – приходить раз за разом… Да, я знаю, что положено так. Но я просто не хочу.

– Нужна вам долгосрочная терапия или нет, более или менее зависит от того, что мы выясним на первых сеансах, правда? Не будем забегать вперед.

– Ладно… – напрягся Шкет.

– Я хочу сказать, – Ланья стукнула ножками стула об пол, – эта история с Долларом, который убил Уолли, сильно меня расстроила.

– О чем речь? – спросила мадам Браун. – Кто кого убил?

И они ей рассказали.

– Вот он, похоже, и правда псих, – кивнула мадам Браун.

– Не, он не такой уж псих, – ответил Денни.

Она вздохнула:

– Пожалуй, события того дня отчасти его извиняют. – Но сама, похоже, себе не поверила и занервничала.

Позвонили в дверь.

– Что ж, перерыв окончен. – И она удалилась.

Едва мадам Браун скрылась, Денни сказал:

– А ты в курсе, что пока ты ночью спал, два парня двух девчонок привели и трахали? Завелись будь здоров! Я раньше часто смотрел, но сам нет. Одна, мелкая белая, – совсем чокнутая. Реально. Чокнутая. Флинт сказал, я тоже могу, если охота. – Он покрутил чашку, выровнял ручку по трещине между досками столешницы. – И я, короче, да. Но чтоб кончить, пришлось воображать, – Денни покосился на Шкета, – всякое с тобой.

– У тебя была наполненная жизнь, а? – Шкет не знал; и удивился.

Денни глянул на Ланью:

– И про тебя воображал.

– Даже и не знаю, лестно ли мне. – Она снова покачалась на стуле. – Я всегда полагала себя особой весьма просвещенной, но рядом с вами я словно только вчера из монастыря. Не то чтобы, – стукнули ножки стула, – я старалась за вами угнаться… ну, может, немножко.

Она встала, обогнула стол, обхватила лицо Денни ладонями, и оно завертелось между ними, открыв рот. Ланья накрыла этот рот губами. Целуя ее, Денни держался за край стола и тянул шею. Потом разжал одну руку и обхватил Ланью за талию.

– Эй… – он отодвинул лицо, – приятно, – хихикнул и снова ее поцеловал.

Оба оглянулись на смех Шкета.

– А что бы ты сделала, – сказал тот, – если б я привел все гнездо и велел им всем приходовать тебя по очереди?

Привалившись к плечу Денни, Ланья сдвинула брови:

– За тобой не заржавеет, гад… Не, неправда. Ты не станешь. – Она опустила глаза и села Денни на колени; тот мигом накрыл ей грудь ладонью и нахмурился. – Групповуха, цепи, кожа – это все не мои жанры.

– У меня стоит, – сообщил Денни.

– У тебя стоит непрерывно с самого нашего знакомства, – ответила ему Ланья. – Слушайте, оба: меня заводит, когда трахаются два парня. Всё. Большинство моих друзей были геи. Меня от этого прет.

– Я много знаю парней, которых прет от дайков, – сказал Денни.

Ланья укусила его за ухо.

– Аййй!..

– Короче, – сказала она, – это меня возбуждает. А групповуха – нет.

– Несерьезно. – Теперь на стуле качался Шкет. – Но логично.