class="p1">— Да, укатили… — улыбнулся Светлов. — Упрямица и поджигатель.

— Как?

— У вас интересная компания, — сказал Светлов. — Особенно эта девочка… Аглая… Весьма непростая, я это еще тогда понял. Помните? Сверкают очи раздраженны…

Леска пошла в сторону, Светлов резко вытащил удочку. Налим. Ленивый сонный налим с тупой мордой и круглым полосатым хвостом, Светлов снял рыбину с крючка, кинул в ведро, вытер ладонь о плащ.

— Она чудесно читала стихи. Знаете, не исключено, что она способна.

— На что?

— Думаю, что она весьма способная девушка. Талантливая…

Светлов задумался.

Дождь стекал у меня по спине липким ручейком. Ненавижу Чагинск. Ненавижу.

— Она мне понравилась. Да и этот ваш Роман… Тогда он меня удивил, казак…

Светлов улыбнулся, сполоснул руку в ведре.

— И сейчас он меня удивил… Эх, Виктор, к сорока годам люди становятся… исключительно неинтересными. Они перестают удивлять. Люди — страшно…

Светлов резко погрузил руку в ведро.

— Страшно предсказуемые существа. Впрочем, вы сами это прекрасно знаете.

Рука Светлова странно пульсировала, словно по ней проходили мышечные спазмы, словно Светлов давил в ведре налимов.

— Невероятно предсказуемые, — повторил Светлов. — К сорока годам из людей вынимают хребет… с этим ничего не поделать, генетика, человек не предназначен для дальних забегов, человек устает, это неизбежно.

Светлов вынул руку — на ней остались следы от мелких налимьих зубов.

— Что за вредные твари… — поморщился Светлов. — Налим исключительно подлая рыба, вы не замечали? Она всегда старается укусить, причем осознанно укусить, с умыслом. Щука вцепляется рефлекторно, судак, а эти… Змеи. Говорят, они живут до двухсот лет.

Вечность.

С холма собрались мутные ручьи, они срывались с берега и с бульканьем стекали в Ингирь.

— Я заметил, вы хромаете, — сказал Светлов. — И вид изможденный. Как вы себя чувствуете, Виктор?

— Не очень, — ответил я. — Устал немного. Радон, знаете ли…

— Радон? Откуда здесь радон?

— Он тут повсеместно, — заверил я. — Сочится. Про это знают все.

Вода поднялась. Теперь она доходила до ног Светлова.

— Радон очень часто спутник урана. Но вряд ли…

Светлов понюхал воздух.

— Вряд ли здесь есть уран. Мы тогда проводили геологоразведку, ничего стоящего, но… — Светлов улыбнулся, — кто его знает…

Светлов рассмеялся, хлопнул себя по коленям.

— Представляете, если здесь действительно есть уран? — спросил он.

— Местные в это верят, — сказал я. — Некоторые скупают землю, пока она дешева.

Светлов прищурился.

— Пожалуй, я пришлю сюда пару машин, — сказал он. — Поездят, посверлят, мало ли?

— Макарий Ингирьский видел, как земля под холмом светится по ночам.

— Макария Ингирьского никогда не существовало в действительности, — заметил Светлов. — Впрочем, может, что и видел, в этих исторических анекдотах черт ногу сломит, какую только ересь они там не видели…

Светлов оглянулся на запад.

— Я думаю, Виктор, Налимов нас еще удивит. Презабавнейший городишко. Жаль, что Аглая и Роман уехали, здесь занятно…

— А я остаюсь, — перебил я. — Решил остаться. Поживу здесь немного, отдохну.

Светлов смотрел на меня пристально. Долго, прищурясь, отчего глаза сошлись в узкие красные щелки.

— У них там любовь, — сказал я. — Хотят в Черногорию поехать. В детский лагерь.

Светлов задумался.

— Ну, пусть едут, коли любовь, — кивнул Светлов через минуту. — Нам нужны хорошие педагоги, без них неинтересно…

— А я слышал, вы лазер запустили, — перебил я. — Сбили спутник. Это здорово!

— Да, действительно, здорово… Как там было? Блистают очи раздраженны, как угль, в горниле раскаленный, всех сильных он страшит, гоня…

Леска дернулась, Светлов вытянул налима. Взаглот. Светлов подергал, крючок сидел глубоко, налим пучил глаза. Светлов дернул сильнее, вывернул из рыбьей пасти язык и жабры, они повисли на крючке.

— Кто может стать против меня?

Светлов бросил рыбу в ведро, не стал наживлять червей, закинул удочку с языком и жабрами. Спрячься в тумане, бедный человек, и глаз Ча не заметит тебя, бедный человек.

Светлов улыбнулся.

— Ньютон лгал, — сказал вдруг он. — Трудно сказать, злонамеренно или шутки ради. Впрочем, не важно… Так вы решили остаться и дописать книгу?

— Остаться да, но дописывать… — я отряхнул голову от дождя, поежился. — Подозреваю, что материал остыл. Так что, увы, дописывать особо нечего…

— Жаль.

— Да мне было сразу понятно, что не взлетит, но Роман уперся… Кому интересны старые портянки? Есть некоторые ценители, но, в сущности, никому. Вот и не получилось.

— И все-таки жаль, — вздохнул Светлов. — Мне всегда не хватает ненаписанных книг. Ненаписанная книга — это умерший мир.

— Ненаписанная книга — это очередное поражение, — сказал я. — Про это неприятно вспоминать, но поделать с этим нельзя ничего… Надо жить дальше.

— Надо жить дальше… Слушайте, Виктор, я думаю, нам стоит сходить на рыбалку, — предложил Светлов. — Погода наладится, и сходим на хариуса. В Нельшу впадает четыре ручья, в них появились хариусы.

— Можно попробовать…

Поклевка. Светлов подсек. Налим. Неужели в реке нет больше ничего, кроме налимов…

Я подумал про налимов, стало плохо.

— Замерз что-то, — сказал я. — Промок. Пожалуй, пойду.

— Да, идите… Виктор!

Светлов сидел на берегу. Дождь взбивал крупные пузыри на воде залива.

— Обязательно подумайте насчет названия для города, — сказал Светлов. — Вы же писатель, вы должны созидать смыслы.

— Мне кажется, население пока не готово. Все-таки Чагинск… они привыкли к этому названию.

— Да бросьте. Местное население против не будет, я вас уверяю. Мне, кстати, нравится Налимов. Налимов — хорошее русское название. Поищите, наверняка был какой-нибудь Налимов, соратник Пржевальского или известный покоритель… В нашей стране полно покорителей.

— Но Чагинск… — попытался возразить я. — Это историческое название.

— Странное историческое название, — поморщился Светлов. — Чага образуется, когда в здоровое дерево впивается паразит. С таким названием нельзя в будущее. Кто называет город именем гриба-паразита?

— Макарий Ингирьский, — ответил я.

Светлов потер лоб.

— Макарий? Ладно, уговорили… Мне кажется, есаул Налимов был у него проводником. Примерно так…

Светлов подсек очередного налима, снял с крючка, запустил в ведро. Налимов в ведре скопилось много, вода стала густой от слизи. Хотел окуней, а ловит налимов. Это же скучно, пора бы бросить, но он ловит их и ловит.

— Я все же пойду, — сказал я. — Промок. И устал.

— Таисии Павловне привет!

Обязательно.

Я вернулся на мост. Он дрожал еще сильнее, почти раскачивался. Я посмотрел вниз, и голова закружилась, вода стала коричневой, жирной, пожалуй, в некоторых случаях река действительно похожа на змею, интересно, как переводится «Ингирь»?

Нога не болела. Я несколько раз поднялся на носки — не болела. Я дошел до середины реки, оглянулся, но Светлова уже не различил; северный берег был затянут оживившимся дождем, дождь перебирался за мной через мост, я поторопился, но дождь догнал. Промокнуть сильнее я не мог, разве что замерзнуть.

Я свернул на Береговую. Улица