такую видел. Эмалированное ведро.

Еще один, как и я, ненормальный. Я не видел здесь рыбаков в хорошую погоду, зато теперь пожалуйста, псих с удочкой и ведром, и плевать ему на дождь. В дождь должны клевать окуни, так, я всегда хотел хоть раз попробовать. Сидеть в дождь в непромокаемом плаще, почти наверняка зная, что на всей реке ты один, ловить окуней, потом под деревом развести костер, сварить уху, согреться, уснуть.

— Паршивая погода, — сказал человек и обернулся ко мне. — Виктор, вам, я гляжу, тоже дома не сидится, все гуляете…

Светлов Алексей Степанович.

Вокруг ни машины, ни катера, ни вертолета, только Светлов. Взялся. Впрочем, вертолет мог и улететь. Правда, я лопастей не слышал. Это мог быть бесшумный вертолет.

Наверное, если бы я не промок и не измотался, то удивился бы сильнее. А может, не удивился. Под Чагинском много пещер. Современные квадрокоптеры практически бесшумны.

— Виктор, я рад вас видеть!

Я подошел ближе. Светлов. Ловил рыбу под дождем.

— Я тоже рад вас видеть, Алексей Степанович.

Я не мог спуститься к Светлову с велосипедом, остался на краю карьера, застряв немного в раскисшем песке.

— Сегодня я понял странную вещь — многие мне знакомые люди имеют тезку-теннисиста, — сказал Светлов. — Вы никогда такого не замечали?

— Нет, — сказал я. — Но мир… странная штука.

— Мир чрезвычайно скучен, вы уж мне поверьте… А вы, Виктор, как погляжу, промокли? Может, вам машину вызвать?

— Спасибо, Алексей Степанович, но я люблю дождь. Нервы успокаивает.

— Согласен. В дожде есть некая музыка, банально, но это так.

Светлов выставил из рукава руку, сделал вид, что дирижирует погодой.

— В дождь случается… всякое.

— Дождь есть переток массы, — сказал Светлов. — С неба на землю. Физика, однако. Вы давно здесь?

— Пару недель.

— И где остановились?

Светлов перестал дирижировать, спрятал руку под плащ.

— У Снаткиной.

— В ее доме?

— В ее доме и у ней самой. В том смысле, что Снаткина жива.

Я стоял на насыпи, держась за велосипед. Алексей Степанович Светлов в плаще и броднях сидел у воды. С удочкой. И ведром налимов рядом.

— Ого! Таисия Павловна… неужели до сих пор безобразничает?

— Более чем. За клюквой еще ходит.

— Молодец, однако. Сколько ей?

— Самая старая в районе, недавно ей телевизор подарили. Как старейшей жительнице…

Речная вода затекала в залив, по его воде кружили вьюны разного размера, словно на дне карьера происходил бал водяных.

— А вы что забыли в Чагинске? — поинтересовался я. — Отдыхаете? Или по делу?

— Отдыхаю, — ответил Светлов. — Иногда заезжаю сюда по старой памяти. Мне здесь нравится, планирую домик прикупить. Здесь есть свободная недвижимость?

— Сколько угодно.

— Надо посмотреть. В наши дни работы, знаете ли, немного. Предприятие настроено, функционирует практически без моего вмешательства, все делают сами. Иногда даже обидно… Словно меня и нет вовсе…

Леска натянулась, сторожок на третьем колене звякнул, Светлов подсек, быстро выбрал леску и вытянул налима на берег. Рыба смирно лежала на песке, не шевелилась.

— Сами, все делают сами…

Светлов сдернул налима с крючка, небрежно бросил в ведро.

— Хотел окуней половить, — вздохнул Светлов. — Но эти глисты вялые цепляются и цепляются… Наверное, давление. Или вода слишком мутная. С погодой не повезло.

Налимы. Небольшие, в полруки, скользкие, они послушно сидели в ведре. Наверное, действительно давление. Во всяком случае, налимы выглядели пришибленно, выбраться не старались.

— А вы что тут делаете, Виктор?

Вода мутная. Дожди размыли глиняные пласты, и теперь Ингирь молочно-кофейного цвета.

— Книгу пишу, — ответил я. — То есть пишем. Писали… Я и Роман. Может, помните, он тогда еще казаком был.

— Помню, как забыть! — Светлов обрадовался, причем, похоже, искренне. — Хоть куда казак был! Он что, писатель теперь?

— Да какой писатель, так…

Дождь пошел полосами, теплой, холодной, еще холодней, от этой полосатости знобило, пленка не выручала от дождя, напротив, казалось, что она его собирает.

— Балуется. Роман хотел сочинить про те события. Про исчезновение. Помните?

— Да. Два мальчика пропали. Мы искали, помню…

— Их не нашли.

— А мать одного, кажется… не выдержала.

— Все так. Про это и хотели написать. Вроде как реконструкция событий, психологическое расследование, так Роман видел. А Аглая… Аглая, она здешняя, в детстве была с одним из мальчишек знакома… Мне тема показалась живой, вот и решил посмотреть.

— Да… — Светлов насаживал на крючок красных червей. — Тема непредсказуемого прошлого, это, пожалуй, нужная тема…

— Да оказалось и не нужная особо, — я с досадой махнул рукой. — Поиграли в литературу, поиграли в детективов — и уехали.

— Уехали?

— Да, сегодня. Роману на работу пора, он отпуск брал, а Аглая… Аглая с ним.

Я пожал плечами.

— Оно и верно, тут же никаких перспектив, — добавил я. — Чагинск вымирает, работы нет, люди бегут…

Светлов хмыкнул, закинул удочку, поместил ее в держатель, сказал:

— Согласен, город в упадке. Впрочем, неудивительно…

Светлов замолчал и улыбнулся, словно в голову ему пришла хорошая идея.

— Думаю, надо его переименовать, — сказал он. — Во что-нибудь другое.

Я растерялся. Оглянулся на холм, выступавший из дождя за мостом.

— А вы что, против? — спросил Светлов. — Мне кажется, ребут Чагинску не помешает, а то они здесь совсем запаршивели. Освежить концепцию, поменять руководство, проект какой двинуть… Тут что-нибудь есть?

— Торф.

— Торф? Торф — это экологично. Но для начала переименовать. В Торфянск. Хотя нет…

Светлов задумчиво огляделся. Карьер, РИКовский мост, холм.

— Торфянск то же самое, что Чагинск, надо по-новому… Налимов! Точно, в Налимов! Мне нравится.

Светлов постучал по ведру с рыбой.

— Неожиданно, — сказал я. — Но мне кажется, что местное руководство… воспримет эту инициативу… недостаточно самозабвенно.

— Местное руководство?

— Охлопкова Зинаида Захаровна, она мэр сейчас.

— И что, она против? — спросил Светлов.

— Я не знаю наверняка… Мне казалось, у нее другие планы…

Из ведра высунулся налим, Светлов щелкнул его по рылу.

— Ну, ты с ней поговори, — сказал он. — Скажи, что если она будет против, то отключим газ.

— Им его еще не провели.

— Возмутительно! Им еще не провели газ, а городская администрация кишит повальным вольнодумством!

Светлов рассмеялся и спросил:

— Знаете, как Дарвин стал безбожником?

— Нет…

— Он открыл девятьсот видов паразитов и понял, что это, мягко говоря, перебор.

Настырный налим попробовал еще.

— Как дела с будущим? — спросил я. — Насколько я помню, вы собирались высадиться на Энцелад?

— Мы работаем над этим, — вздохнул Светлов. — Но есть… некоторое сопротивление материала. Небо оказалось гораздо тверже, чем нам представлялось, но ключи от него уже в наших руках. А потом, мы никуда не торопимся, лучше действовать наверняка… Так что там, говорите, с вашими друзьями?

— Уехали, — я махнул в сторону запада. — Укатили.