Бандиты кругом, нищета…

— Си, комрадо Капитано, — поддакнул Марио, видя, что начальство настроено поговорить на философские темы, — Я тоже этого не понимаю. А вы вчера к другу ходили?

— Да… Не тока у Антохи везде знакомые… Эх хорошо посидели… Последняя бутылка, конечно, лишней была… Но это всегда, только опосля понятно. А вы как тут без меня? Чем занимались?

— Так… Приборку устроили… — Марио деликатно упустил ее продолжительность, — Потом посидели, поговорили, познакомились.

— А… Девки-то тебе как?

— Скузи, за прямоту, но они все, как одна, не дружат с головой. В принципе то, что они рассказывали, многое объясняет, но все таки…

— Да как будто мы тут образцы адекватности… Я как вспомню, что творилось — так вздрогну. Ладно — притремся… Ур там че орет?

— Притирается…

— Ну — пойду. Погляжу…

Пройдя на корму, Капитан махнул рукой прекратить.

— Тихо… Голова болит… Значит, говоришь, надоело тебе это упражнение?

— Да, на! Давно, на!

— Тшш… Просил же… Ладно — давай так. Ты, судя по всему, драться умеешь? Ну давай — покажи мне свой удар.

— Так у вас же голова болит, на…

— А ты в ладошку… — Капитан растопырил пятерню, — Не по голове.

Встав в стойку, Тайга со всей дури треснула в капитанскую ладонь. Капитан одобрительно кивнул.

— Ладно — бить умеешь. А теперь серию давай — самую длинную… Тоже в ладонь.

Тайга послушно выдала комбинацию ударов. Капитан снова кивнул.

— Пойдет. Единственный момент — у тебя они слишком предсказуемы. По очереди, то с одной то с другой стороны. Просто молотишь и молотишь.

— И че не так, на?

— Если противник сразу не ляжет, то будут проблемы. Ты девка крупная — шелупонь трущобную таким ударом должна была с одного щелчка баиньки отправлять. Видать, поэтому, и не понимаешь. Вот смотри — две ладони. Я сейчас буду нападать. Сильно не стану лупить — просто обозначу. Твоя задача — этого не допустить. Бей в ту которая в тебя летит. Поняла?

— Да, на… Не тупая, на.

— Поехали!

Капитан начал атаковать её открытыми ладонями. Удары, шедшие поочередно, Тайга легко отразила, но на хаотичных выпадах запуталась, огребла несколько оплеух и начала в ярости вслепую размахивать кулаками. Капитан поймал удар ладонью и сжал заставляя остановится.

— Видишь? Как только я перестал повторяться — ты сразу наполучала. Потому, что легко читаешься. Просто подловить. И сразу всплыла вторая проблема — тебе злость глаза застит. Ничего не имею против злости — она подстегивает, собирает. Но голова должна оставаться холодной. Вот над этим работай. Пошли — у нас тут груша боксерская есть. Потренируешься. Тебе, по хорошему — реальные поединки с кем-то вроде Бьернсона нужны, но это тоже полезно. Ур — ты тоже пошли. Разговор есть.

Выдав Тайге боксерскую грушу, Капитан спустился в каюту и развернул карту.

— Смотри — тут твоя подготовка понадобится. Мы должны забрать человека Миледи вот отсюда. Но в этом месте могут стоять колониальные инспектора. Это корабли такие. И об их присутствии нам желательно знать. Если я тебя высажу примерно вот тут, за сколько ты, ориентировочно, туда-сюда обернешься? На птицу пока особой надежду нет — он типы кораблей еще плохо различает, так что придется отряжать тебя на разведку.

— Если местность как здесь, то примерно сутки. Это я с запасом взял. Могу и быстрее.

— Постарайся побыстрее. Мы не знаем, еще, куда его везти. А хотелось бы в эту неделю уложиться и еще бухту прикрытую отыскать.

— Так точно! Надо — сделаем!

— Хорошо… Рад знать, что на тебя можно положится. И с девками ты того… Понимаю, что у вас конфликт был, но палку не перегибай.

— «Перегибать палку» — это метафора?

— Да. В смысле гни, но не сломай. Знай меру.

— Слушаюсь знать меру! Разрешите идти!

— Иди…

Болезненно поморщившись от громких звуков, Капитан осушил графин и решил еще немного полежать.

* * *

После назначения Гущина начальником отдела, кабинет особо не поменялся. Майор привык видеть в личных кабинетах руководителей разные личные вещи, семейные фото, милые безделушки и сувениры. Второй дом, как-никак.

Тут же поменялась только одна вещь. Пропала старая, потертая жестяная баночка, в которой Пастухов держал сахар. Вместо нее на столике в дальнем углу кабинета стоял берестяной туесок с тем же сахаром, но песком, а не рафинадом. Заметив, что Майор туда смотрит, Гущин согласно кивнул и приказал дежурному принести кипятка.

— Традиции есть традиции… Привыкли уже, что Никифор Александрович всех чаем потчует?

— Никак нет. Я просто обратил внимание на изменения.

— Вот как? — подойдя к столику, гущин взял в руки туесок, — Да. Свою баночку он с собой забрал. Памятная вещь…

— Судя по виду — от леденцов? С детьми что-то связанное? Хотя я у нас не помню, чтобы такие выпускали. Трофей военный? Или это секрет?

— Секрет? — Гущин рассмеялся, — Понимаю — работа у нас такая, что все вокруг секрет или гостайна. Нет. Не секрет. Просто у нас все уже знают, а вы-то человек новый. С супругой это связано. Они в Приполье познакомились. Еще до войны. Она медсестрой работала, а он — по местным националистам. Слышали, наверное, о тех событиях?

— Да… И иностранную прессу отслеживаю. До сих пор у панов боль не улеглась, как погляжу.

— Не улеглась… Да мы не о том. В общем, как война началась, они поженились, чтобы, серьезность намерений обозначить, а он ей в качестве подарка на свадьбу банку леденцов заграничных подарил. Они как раз схрон с едой и оружием накрыли — помощь «борцам за свободу» от наших заклятых друзей. А Лидия Михайловна баночку сохранила — в войну со сладким туго было, так что долго она те леденцы, по одному, кушала. Говорила, что как письмо от него получит — берет его, берет леденец и читать идет. Примета такая у неё была — пока леденцы не кончатся, то и письма не кончатся. Так та баночка и осталась. Вроде как пустячная вещь, но памятная. Вот Никифор Александрович её и принес сюда. А теперь забрал.

— Туесок это тоже памятный?

— Верно. Когда я маленький был, дед его для меня сделал. Ягоды собирать. Деда уже нет — под Щеглой погиб, а туесок остался. Что ему на полке пылится? Такие вещи дольше живут когда служат. Ну да хватит воспоминаний — давайте к работе. А то скажут, что мы тут только болтаем да чаи гоняем.

Гущин протянул Ковалю чашку и, взяв свою, по привычке хотел сесть на первое место справа, но вовремя вспомнил, что теперь он тут главный. Виновато улыбнувшись,