11 апреля было направлено предупреждение генералу Чан Кайши и националистам, захватившим власть в Ухане. Левое правительство Гоминдана в Ухане ответило на него решительным отказом. Боевые позиции, казалось, были определены[1431]. Но именно в этот момент наибольшего обострения достигла борьба за власть между коммунистами, левым и правым крылом в Гоминдане. Коминтерн из Москвы призывал своих товарищей свергнуть генерала Чан Кайши. Но тот не собирался уступать позиции. В марте 1927 года Чан Кайши отдал приказ разоружить состоявшую из коммунистов милицию в армейских дивизионах, находившихся под его командованием. На следующий день, после того как западные страны заявили протест в связи с «беспорядками» в Нанкине, и не дожидаясь пока мощный шанхайский профсоюз организует сопротивление, Чан Кайши нанес решающий удар[1432].

12 апреля, заявив, что китайская революция должна освободиться от попечительства русских, он приступил к кровавой зачистке коммунистов в Шанхае. Японцы были готовы поддержать выступление Чан Кайши против коммунистов, американцы закрыли глаза на применение силы, а Лондон отступил. КПК, организационно входившая в Гоминдан, оказалась беззащитной. Когда против нее выступило и левое крыло Гоминдана в Ухане, положение коммунистов стало безнадежным. Если весной 1926 года численность китайских коммунистов составляла 60 тысяч человек, то к концу 1927 года в живых оставалось не более 10 тысяч. В сельской местности белый террор унес жизни сотен тысяч восставших крестьян[1433]. Остатки сельских организаций были разгромлены в ходе организованного Мао восстания, печально известного как «сбор осеннего урожая», в Хунане в сентябре 1927 года[1434]. Год спустя, в июле 1928 года, после того как Пекин был сдан регулярным отрядам НРА, Соединенные Штаты признали правительство Чан Кайши со столицей в Нанкине и предоставили ему право определять размер таможенных пошлин – право, которого так долго добивались китайские националисты[1435].

Москва была ошеломлена происшедшим в Китае. Дважды на протяжении семи лет – первый раз в Польше в 1920 году, а теперь, весной 1927 года, в Китае – советский режим, казалось, был близок к революционному прорыву, который, однако, вновь обернулся сокрушительным поражением. Москве с ее воспаленным геополитическим воображением взаимосвязь событий в Польше и Китае казалась очевидной. Все это было результатом происков британского империализма. 12 мая 1927 года, через несколько недель после шанхайской катастрофы, Скотленд-Ярд провел рейд по помещениям, которые занимала советская торговая делегация в Лондоне. Правительство тори заявило, что в ходе обысков были обнаружены изобличающие улики, и разорвало дипломатические отношения с Советским Союзом. Слухи о войне еще более усилились, когда 7 июня в Варшаве белый русский террорист застрелил советского представителя в Варшаве. Что это, еще одно Сараево?[1436] Страх перед войной охватил Москву. В Коммунистической партии обострились внутренние противоречия между сталинистами и троцкистами, а в октябре, когда стало ясно, что план по закупкам урожая не будет выполнен, предчувствие кризиса усилилось. Как и во время Гражданской войны, крестьяне забастовали. В 19201921 годах Ленин уже сталкивался с подобной ситуацией. Непомерные амбиции, связанные с революционной экспансией и социалистическим строительством, разбились о стену силового противостояния Запада и угрозу голода. Провозгласив новую экономическую политику и принцип мирного сосуществования, Ленин сделал шаг назад.

В 1927 году повторить такой шаг означало предать все, что было достигнуто с момента того стратегического отступления. Для Сталина это означало опасную уступку жаждавшим реванша оппонентам. Сталин не собирался отступать. Троцкий и Зиновьев были высланы из страны. Но что означал шаг вперед? В 1925 году именно Троцкий и левая оппозиция выступали за ускорение индустриализации. Теперь, летом 1927 года, столкнувшись с угрозой войны, Политбюро внесло изменения в свою повестку дня. К концу года гигантская программа индустриализации была представлена в виде пятилетнего плана и дополнена программой принудительной коллективизации на селе. Сталин приступал к выполнению совершенно беспрецедентной программы экономических и социальных преобразований, которая в течение нескольких лет должна была обеспечить Советскому государству полный и непосредственный контроль над массами крестьянства[1437]. Это была, по выражению Троцкого, «азартная бюрократическая сверхиндустриализация», полная экономических и политических рисков[1438]. В начале 1930-х годов эта волюнтаристская попытка обеспечить рост любой ценой приведет к жуткому голоду и жестокой войне с крестьянством и заставит переориентировать внешнюю политику Советского Союза на оборону. Сталин не случайно так горячо приветствовал пакт Келлога – Бриана. Для построения в обозримом будущем «социализма в одной отдельно взятой стране» требовался мир.

IV

В конце 1920-х годов в Восточной Азии была еще одна страна, находившаяся в состоянии еще большей стратегической неопределенности, чем Советский Союз, и этой страной была Япония. В среде японских политиков и военных часто раздавались голоса, требовавшие более активных действий. С начала 1920-х годов относительная умеренность японской политики строилась на недооценке потенциала китайского национализма.

В свете мобилизации сил, проведенной Ву Пеифу в 1924 году, и еще более значительного размаха Северной экспедиции такая самоуспокоенность становилась опасной. Тем не менее министр иностранных дел Сидехара, не обращая внимания на возмущение правых сил, продолжал проводить неагрессивную политику, которую он выбрал еще в 1921 году. Весной 1927 года, когда США и Британия применили военную силу против китайских националистов, Япония воздержалась от каких-либо действий[1439]. На японском флоте чувство унижения было столь сильным, что один из лейтенантов, принимавших участие в эвакуации японцев из Нанкина, совершил харакири в знак протест[1440]. Почему Япония не встала на защиту собственных интересов? Китай собирал силы, а важнейший японский плацдарм в Маньчжурии оставался забытым[1441]. В конце 1920-х годов численность японских поселенцев в Маньчжурии составляла всего лишь 200 тысяч, и каждый год она увеличивалась не более чем на 7 тысяч человек. Для сравнения, в 1927 году приток в Манчжурию китайцев, желавших получить землю, достиг пика в 780 тысяч. Японские правители избегали по-настоящему решительных политических шагов, лишая себя будущего даже в естественных сферах интересов.