Когда кабинет опустел, стал думать, что же делать дальше. Картинка, в общем, складывалась понятная. Наверное, был разговор о том, как повысить эффективность и быстро добиваться желаемых результатов. Литвиненко, скорее всего, оседлал любимую тему, с которой уже приходил ко мне по просьбе Березовского: создание российского аналога латиноамериканских «эскадронов смерти». Камышников, который, как и многие его коллеги, ненавидел Березовского (богатый жулик, еврей, конструктор Хасавюртовского соглашения — я хорошо знал эти и другие мотивы, мягко говоря, нелюбви многих спецслужбистов к нему) вполне мог высказаться примерно в таком духе:

— Надо их (преступников) убивать? Хорошо. Для начала ликвидируй Березовского.

Фраза вовсе не так безобидна (типа шутка у меня такая), как может показаться на первый взгляд. За ней может скрываться и зондаж готовности сотрудников к выполнению подобных задач, и завуалированное поручение в надежде на то, что задание выполнят, а инициатор сможет сослаться на эксцесс исполнителя: дескать, я пошутил, а он, дурак, выстрелил. Вот только никак это не увязывалось с тем, что поручение было дано именно Литвиненко. О его отношениях с Березовским знали все, и сомневаться в том, что он сольет информацию «жертве», не приходилось. И уж, конечно, такие приказы публично не отдают.

Что же со всем этим делать? Многое зависело от того, что напишут пришедшие. Меньше, чем через полтора часа они снова были в моем кабинете. Прочитал пять докладных — предположения подтвердились: глупая злая трепотня Камышникова, и не более того. Только Литвиненко упорствовал в отстаивании заявленной позиции. Остальные высказывали большую или меньшую долю сомнений, вплоть до почти полного отрицания криминальной составляющей в мужчинском разговоре.

Можно было бы цыкнуть на них: мол, не валяйте дурака и не отнимайте у занятых людей время. Но понятно, что и в системе (ФСБ) демарш им с рук не сойдет, и Березовский через свои СМИ поднимет шум вселенский.

Значит, нужно действовать сугубо формально. Позвонил генеральному прокурору и кратко обрисовал ему картину. Скуратов был заметно ошарашен. Предупредил его, что сейчас же переправлю докладные записки с добавлением от себя главному военному прокурору для принятия решения в установленном процессуальном порядке. Скуратов подтвердил, что иного решения в этой ситуации и быть не может.

Позвонил главному военному прокурору Юрию Демину. Во время этих разговоров пришедшие заметно поникли. Не знаю, сулил ли им Березовский, что по итогам нашей встречи враги их — и Камышников, и Хохольков (начальник УРПО) — «низринуты будут». Но к тому, что придется теперь влезать в процесс, который по звонку можно начать, но не остановить, и в котором теперь придется отвечать за каждое сказанное слово, они, похоже не готовы.

Уже уходя, некоторые из них сказали: «Евгений Вадимович, мы же сами видим — ничего серьезного тут нет».

— Вот следователю и объясните, — ласково напутствовал их я.

Эта история показала, как трудно сохранять контроль над подразделениями, которым предоставлены специальные полномочия и какие могут быть последствия при малейшем ослаблении контроля. Как легко руководители и кураторы таких подразделений попадают в зависимость от действий своих подчиненных. Здесь все осложнялось еще и плохим подбором кадров: прошло немного времени, и наружу полезли сообщения о крайне негативных и даже преступных действиях некоторых сотрудников УРПО. Это было неизбежно, учитывая информационные ресурсы противостоявших сторон. Но нужно минимизировать моральный ущерб, который эта шумиха могла нанести власти.

Переговорив с каждым порознь, потребовал, чтобы и Березовский, и Ковалев не раздували вокруг случившегося шумиху. Подействовало ненадолго: уже через пару дней в «березовских» СМИ начались утечки, комментарии, все больше поднимавшие температуру скандала.

ФСБ ответила, и в газетах появилась «компра» на Литвиненко, да такая неуклюжая, что получалось — в элитном и сверхответственном подразделении главной российской спецслужбы работают отпетые уголовники. Пришлось приглашать Ковалева и Березовского на прямой разговор. Для создания баланса на встрече пригласил и Гусинского, у которого на тот момент отношения с Березовским снова стали дружескими.

Березовский настаивал, что замысел его убить — реален. В конце концов не выдержал и Гусинский, сказав, что нельзя же все это (публичное поручение на ликвидацию) воспринимать всерьез.

— Володя, ты так говоришь, потому что тебя самого никогда не взрывали.

Это правда. Чаша сия Гусинского миновала. А вот Березовского тогда, в июне 94-го, смерть миновала случайно. Но картина, как отлетела в сторону голова водителя, засела в его памяти навсегда[330]. Кстати сказать, тогда организаторами покушения он называл как раз Гусинского и Лужкова[331].

После долгого неприятного разговора сошлись на том, что до сентября, когда военная прокуратура обещала дать предварительные результаты расследования, обе стороны постараются не добавлять черной краски в и без того уже малопривлекательный фасад власти.

Но еще до сентября в этой интриге произошли решительные изменения, связанные с быстрым выдвижением будущего президента России: в конце июля в отставку был отправлен Ковалев (вскоре распущено и УРПО). Березовский, хоть и не участвовал в этом лично (инициатором стал Кириенко, недовольный недостаточной активностью ФСБ в борьбе с организаторами блокады железных дорог), в очередной раз одержал верх: враг повержен, место директора ФСБ освободилось, причем в заполнении вакансии он мог поучаствовать лично.

Я уже говорил, что с лета 1997 года некоторые кадровые решения стали приниматься без моего участия, без участия Управления кадровой политики. Но есть решения и Решения. Важнейшим из таких Решений стало назначение Путина директором ФСБ. Тоже по предложению Кириенко.

Еще в мае его назначили первым заместителем главы Администрации президента. Первого заместителя за редким исключением назначают по личному представлению начальника. Им бывает тот, кто пользуется особым доверием первого руководителя, обычно часто задействованного во внешних сношениях и доверяющего текущее управление первому заместителю.

Назначение Путина говорило о том, что он является членом «узкого политбюро»[332] в составе Дьяченко, Юмашев, Березовский. Плюс менее публичные Роман Абрамович и Александр Мамут, о близости которых к кругу избранных ходило все больше слухов.

У этого назначения был нюанс, связанный с делом Собчака.

В сентябре 1996-го меня посетила его супруга Людмила Нарусова, просившая пресечь произвол правоохранительных органов в отношении мужа. В душе я был с ней солидарен: дело начали по настоянию Коржакова, по мотивам политическим — убрать перспективного и непослушного политика. На Собчака давили так, что он в конце концов оказался с сердечным приступом в клинике у известного кардиохирурга и военного врача Юрия Шевченко[333].

Мы обсудили ситуацию со Скуратовым, который, к моему удивлению, был настроен категорично: дело возбуждено обоснованно — и предложил мне самому ознакомиться с материалами. Прочитав их, я расстроился: действительно, Собчак использовал служебное положение, чтобы, расселяя коммуналку в центре города, создать для себя прекрасную по тем годам квартиру. Занималась этим его супруга, а сам он