кошелька Кириенко уже не мог. «Эффективные бизнесмены» того времени обязательно умели спихнуть обременительные социальные обязательства на местную власть и найти схему уклонения от уплаты налогов[327]. Говоря иначе, забирать у государства олигархи были всегда рады, а наоборот — так наоборот. И когда президент и молодой премьер встречались с российскими миллиардерами и просили помочь рушащейся экономике, те самоотверженно изъявляли готовность скинуться, но так и не материализовали свою активную гражданскую позицию.

В середине лета уже почти все бюджетные доходы шли на выплату процентов по ГКО и ОФЗ. Бюджетникам денег не оставалось. Было очень трудно и стыдно общаться с людьми — речь всегда сводилась к вопросу: как нам жить? Однажды по пути в Хабаровск по метеоусловиям совершили посадку в Амурской области на военной авиабазе Украинка. На встречавших нас офицеров и членов их семей было больно смотреть: люди жили на одной картошке. И это — элита ВВС! Похожими были ощущения от встреч с членами семей офицеров Тихоокеанского флота и многими другими. И сказать, пообещать им ничего не мог: денег в казне нет.

В обиход вернулась тема импичмента Ельцина. Ее стал проталкивать генерал Лев Рохлин. Он сменил «тяготы и лишения воинской службы» на необременительный и сулящий перспективы статус депутата Государственной думы, председателя комитета по обороне и создателя левацкого национал-имперского «Движения в поддержку армии, оборонной промышленности и военной науки». В эту организацию, среди прочих, вошли ветераны и ГКЧП 1991 года, и парламентского мятежа 1993 года. Рохлин сумел внести в заезженную тему новый сюжетец: «По поручению президента Ельцина разработан план по моей дискредитации, который не исключает моего физического уничтожения… Этот план разрабатывает Евгений Савостьянов, ведущий силовые структуры в аппарате президента».

Так он пытался привлечь внимание, ощутив, что инициатива импичмента к июлю стала выдыхаться. И его движение тоже. Отметились несколькими ветеранскими акциями протеста, попробовали слепить на коленке вооруженный мятеж (сразу попали в разработку[328] и разбежались), инициировали принятие Думой постановления «О создании на территории РФ незаконных вооруженных формирований для ведения боевых действий на территории Чеченской Республики в сентябре-ноябре 1994 года». Пункт 2 Постановления, затаенно адресованный мне и зловредному для оппозиции представителю президента в Думе Котенкову, гласил: «Предложить Генеральной прокуратуре определить причастность должностных лиц… и дать правовую оценку». Пришлось что-то писать и объяснять, отрываясь от дел. Теперь вот Рохлин поддал жару и определил меня в собственные убийцы.

Узнать, откуда пришла к нему эта чепуха, не успел — вскоре он погиб не от рук Савостьянова или Александра Шохина (его генерал тоже определил себе в ли освальды). Пулю в голову пустила ему жена Тамара, измученная семейными обстоятельствами.

Картина была понятна, особенно тем, кто знал о непростой ситуации в его семье.

Адвокаты, чтобы оправдать ее, выбрали примитивную тактику: мол, ночью в дом проникли «люди в черном», убили генерала, а вдову запугали и заставили взять вину на себя. Все бы ничего, но такую же легенду использовали только что французские адвокаты в деле о русском недоросле, застрелившем членов своей семьи и их гостей под Парижем.

Несмотря на очевидную ясность обстоятельств, гибель Рохлина осталась одним из любимых мифов воинствующей оппозиции, но за пределы этой секты так и не вышла.

В общем, правительство и АП были подобны осажденному лагерю, вокруг которого слева — враги в Федеральном Собрании, справа — озлобленные нуждой люди. И тут с ожесточенной остротой развернулась новая интрига, инициированная «злым гением».

«Убийство» Березовского и новое назначение Путина

Через несколько дней после отставки Черномырдина зашел к секретарю Совета безопасности Андрею Кокошину. Застал у него Березовского.

— Вот, Евгений Вадимович, — в голосе Кокошина была слегка нарочитая веселость, — Борис Абрамович жалуется, что Ковалев (директор ФСБ Николай Ковалев) его убить хочет.

Думая, что речь идет о какой-то шутке, я вежливо улыбнулся и посмотрел на «жертву», на оживленном челе которой не проступало ничего макабрического.

— Это совершенно серьезно. У меня есть сведения, что ФСБ поставила своим сотрудникам задачу меня убить.

В эти секунды лицо Кокошина выражало приблизительно такое же радостное облегчение, которое испытывал, наверно, Атлант, переложив небосвод на плечи Геракла. При всем нежелании влезать еще и в эту склоку, не сулившую ничего приятного, отказаться не мог: «президентские кадры» были за мной, и разбирать их провинности — реальные и мнимые — приходилось мне.

— Они что, вам сами об этом рассказали?

— Да.

— И они готовы дать официальные показания?

— Да.

— Пусть тогда сегодня явятся ко мне. Приму в любое время.

Это, конечно, выглядело шокирующе. Сам по себе заказ на спланированную внесудебную расправу офицером «при исполнении» — полная дискредитация всего правопорядка в стране, преступление особо тяжкое. А тут еще и обстоятельство, крамолу чрезвычайно отягощающее, — Березовский хоть в то время и не был при должностях, но в недавнем прошлом являлся заместителем секретаря Совета безопасности[329]. Скандал! Одно предположение, правда, сразу мелькнуло:

— А кто будет звонить?

— Литвиненко.

Как всегда…

В тот же день ко мне явились сотрудники УРПО (Управление по разработке преступных организаций) Александр Гусак, Александр Литвиненко, Андрей Понькин, Виктор Шебалин, Константин Латышонок.

Вел разговор Литвиненко. Вел убежденно, напористо — эту его манеру я уже знал. Его непосредственные начальники Гусак и Шебалин в основном помалкивали, уперевшись взглядом куда-то под стол. Остальные двое тоже выглядели неуверенно, что, впрочем, легко объяснить магией высокого кабинета, ходить по каким они явно не привыкли. При том, что они поддакивали Литвиненко, чувствовалось разное отношение к произошедшему.

Суть рассказа сводилась к следующему. В прошлом декабре (27 числа) во время совещания с работниками отдела их куратор из руководства УРПО Камышников приказал убить Березовского. Это был фрагмент общего разговора о том, как можно побороть организованную преступность. Прежде, чем перейти к следующей фазе нашей беседы, задал главные вопросы, обращаясь непосредственно к Литвиненко:

— Почему же вы, если поставленную задачу убить Березовского восприняли серьезно, не обратились к нему немедленно? (Литвиненко, напомню, был на короткой ноге с Березовским. Гораздо более короткой, чем допускала служебная этика.) Почему не стали сразу противодействовать приказу? За прошедшие три с половиной месяца его могли действительно убить, имейся такой план. Вам не кажется странным, что такой приказ отдан публично, в присутствии многих сотрудников? Если такой план был, почему он не осуществлен?

Литвиненко, что называется, поплыл, а остальные явно не спешили прийти ему на выручку.

— Сейчас вы напишете мне докладные записки. Прошу друг с другом не консультироваться и написанное не обсуждать.

«Пятерка» нервно заерзала: к такому повороту они явно не были готовы.

Вызвал сотрудников комендатуры и Управления кадровой политики. Приказал развести заявителей по разным комнатам и углам, дать